Фактор беспокойства

— Миша⁉ Причём тут твоя мама? Это по делу. Ты нам нужен! — б…!!! Похоже, что я выматерился вслух и на том конце провода повисло обескураженное молчание. Откашливаюсь и сделав пару глубоких вздохов начинаю говорить:

— Прошу прощения за мой срыв, но Вы меня напугали! Ни свет, ни заря, звоните в гостиницу и срочно требуете явится в Консульство. Вот спросонок и подумал невесть что. Ещё раз прошу меня извинить! Так чем вызвана такая срочность? Я ещё даже не умывался и не завтракал, да и дождь на улице, мокнуть зря не хочется. Сколько времени у меня есть?

— Нисколько, Миша. Позавтракаешь в Консульстве, нам необходимо срочно обсудить один вопрос, но это не телефонный разговор. Так что поторопись. Не сахарный — не растаешь. Заодно по дороге дождиком умоешься и мозг проветришь. Босота малолетняя!

Если правильно понимаю, то последняя фраза — это реакция на мой мат. Ой, как же неудобно-то вышло! Похоже Довгалевский всерьёз на меня обиделся. Придётся ещё раз извиняться и каяться. Через десять минут взъерошенный и промокший подхожу к дверям консульства, где меня встречают негр-привратник и Валериан Савельевич собственной персоной.

* * *

Завтракаем в небольшой кухне-столовой на третьем этаже консульства, вдвоём. Точнее, это я плотно завтракаю, а Довгалевский так к сосискам и не притронулся, мне отдал. Я не стал отказываться, организм у меня растущий, мне полезно. Он и омлет не попробовал, только вилкой расковырял да по тарелке размазал. Чем зря продукт переводить, лучше бы тоже мне отдал. Но вот кофе уже вторую чашку допивает и на часы поглядывает. Но меня не торопит, видимо ждёт кого-то другого. Наконец сытно икаю и отваливаюсь от стола. Накормили меня как на убой. Теперь бы ещё вздремнуть минут шестьсот на оба глаза, а то они уже сами начинают закрываться. Валериан Савельевич недовольно морщится и пеняет мне:

— Миша, вот ты вроде бы в приличной семье воспитывался, и в твоём нынешнем окружении тоже сплошь одна богема и воспитанные люди, но ты ведёшь себя за столом как босяк! Что у тебя за манеры? А как ты разговариваешь со старшими? Это твоя мама научила тебя тем нехорошим словам, что я от тебя сегодня услышал? — краснею и смущённо оправдываюсь, что не выспался. Вот спросонок и почудилось, что с моей мамой что-то случилось. Я и разволновался.

Довгалевский немного смягчается. Для евреев Мама — это святое и, как неуклюжее оправдание своей невоспитанности, иногда принимается. Тут в столовую заглядывает молодой человек и кивает моему визави. Валериан Савельевич тут же поднимается со стула и командует:

— Пошли, Миша. Нас уже ждут. Документы не забудь! — да как их тут забудешь? Подхватываю свой саквояж и следую за Довгалевским вниз по ступенькам.

Мы входим в кабинет Генерального Консула где уже находятся двое сотрудников консульства и первая промелькнувшая у меня мысль: — «Да что ж это такое-то? Вокруг меня опять все „наши“! Это что, какой-то злой Рок меня преследует или просто насмешка судьбы?» Старшему, судя по его цветущему виду нет и сорока лет, но в тёмных, густых и волнистых волосах уже видны седые прядки. Характерный нос и большие карие глаза за стёклами модных очков явно указывают на его семитское происхождение, а элегантный светло серый костюм-тройка, идеально сидящий на высокой чуть сутулой фигуре говорит о его неплохом чувстве стиля. Явно это не простой дядечка.

Второй сотрудник выглядит намного проще. Я уже видел его в столовой, это он приглашал нас в кабинет Генерального. Довольно молод, лет двадцати пяти, не старше. Но одет так, словно только что вышел из магазина советского ширпотреба. Простенький тёмно-коричневый костюм-двойка, белая рубашка и какой-то совсем уж неподходящий под костюм, ярко синий галстук. Сразу видно, что птица невысокого полёта, но тоже «наш», этого не скроешь.

Слишком узнаваемая внешность. Такие же волнистые коротко стриженые волосы, но с ранними залысинами ото лба и густые чёрные брови над круглыми печальными глазами. Нас знакомят. Старший, как и предполагал, оказывается Генеральным консулом, а вот младший — всего лишь секретарь консульства. Толоконский Леонид Михайлович на правах хозяина приглашает всех нас к массивному письменному столу.

— Михаил Григорьевич, Ваш паспорт, пожалуйста! — недоумевая передаю консулу свою «краснокожую паспортину» и на некоторое время в кабинете воцаряется тишина. Толоконский неторопливо перелистывает и разглядывает мой паспорт одновременно о чём-то напряжённо раздумывая. Наконец он прерывает свои размышления, но паспорт пока не возвращает.

— Я не имею права Вам приказывать, но рассчитываю, что как сознательный гражданин и патриот нашей Советской Родины Вы не откажете нам в добровольном содействии в одном небольшом деле. Так уж вышло, что нам необходимо срочно передать крайне важную информацию нашим товарищам и кроме Вас подходящей кандидатуры у нас не оказалось.