Фагоцит разбушевался

— Значит, так, — заявил Антонов. — Летаешь четыре раза, а потом наступаешь на горло своему героизму и сидишь на Земле до естественной кончины, которая сама собой произойдет никак не раньше двадцатых годов двадцать первого века. Если сам не сможешь наступить, я помогу. Ишь ты, собрался он там героически погибнуть, а мне, значит, тут оставаться одинокому и всеми брошенному? Хрен тебе.

— Да не волнуйся ты, я, конечно, герой, но не самоубийца же.

Вера Михайловна тем временем продолжала:

— В его честь назвали площадь, которая сейчас Гагарина, а тогда была площадью Калужской заставы. И памятник на том же месте стоит, только не такой высокий, как Гагарину. Зато Витя там как живой, только, конечно, уже довольно старый.

— Старый — это хорошо, но ты все равно особо не геройствуй, — прокомментировал Антонов.

Вернувшись в шестьдесят девятый год, я спросил у Веры, как он себя чувствует.

— Тоже заметил? — хмыкнула супруга. — Да, у Танюшки месяцев через восемь будет братик. Или сестричка.

— Как назовем? — поинтересовался я.

— Если мальчик, то Васей, а если девочка — то Настей.

У меня тут же зашевелилась мыслишка — пожалуй, если и летать в космос, то только три раза, не больше. Мало ли, вдруг Вера Михайловна слегка запуталась в сонной арифметике и мне суждено не вернуться не из пятого или шестого, а из четвертого полета? Ну вот не нравится мне название «Площадь Скворцова», и все тут. Пусть остается, как сейчас, площадью Калужской заставы. И памятников мне не надо, еще снесут во время какой-нибудь перестройки. Или переименуют, такое, кажется, тоже бывало.

Но на этом мои мысли о будущем были прерваны — вернулись тетя Нина с дядей Мишей, причем вместе. Теща предупреждала, что они задержатся, так что мы не волновались.

— Ну, дети, — торжественно заявила Нина Александровна, — поздравляю, у нас скоро будет дача.

— Ура! — вполголоса, потому что Танюшка уже спала, завопила Вера. — А зачем она нам?

— Затем, чтобы ваши дети были не как ты, впервые гриб увидевшая на тринадцатом году жизни. Здесь все-таки город, хоть и на берегу речки рядом с лесом. Тем более что через Пахру за институтом уже строят еще один мост, говорят, и тот берег будут застраивать, тогда мы вовсе окажемся в центре.

— И где это будет? — поинтересовался я. Меня Октябрина тоже пыталась втянуть в дачный кооператив, но я тогда отмахнулся, было не до всякой ерунды.

— Семенково, это там, где Калужское шоссе примыкает к Варшавскому. Рядом большой лес, речка, правда, совсем маленькая, а неподалеку Вороновские пруды, там вообще, кажется, цековские дачи.

— Не цековские, а совминовские, — уточнил дядя Миша. — Но эти тоже не лыком шиты, знают, где поселиться. В общем, места там хорошие. Мы записались на участок двенадцать соток и дом за девять тысяч. Но это еще можно переиграть, если у вас вдруг с деньгами не очень. Мы с матерью потянем только тысячи четыре, не больше.

— С деньгами у нас все нормально, — уточнил я.

— А вы туда от нас не сбежите? — на всякий случай решила слегка испугаться Вера.

— Дочь, да как у тебя вообще язык-то повернулся такое ляпнуть, — возмутился дядя Миша. — Будем там с внуками сидеть, чего им, мля, в городе-то летом маяться.

А потом одно за одним пошли невероятные события. Первое нас с Верой еще не очень потрясло, хотя, конечно, ввергло в недоумение. Тетя Нина достала из сумки бутылку кагора, выставила ее на стол и заявила:

— Я, конечно, пьянства не одобряю, но по такому поводу можно слегка себе позволить. Вить, для тебя лимонад есть, Миш, доставай его.

И тут случилось второе событие, аналогов которому не было и не могло быть. Дядя Миша достал не одну, а две бутылки лимонада, торжественно объявив:

— Все, я теперь как Витя, тоже не пью. Хватит, выпил уже свое. Так что вы, женщины, давайте без нас.

Дальше последовала немая сцена, прерванная Верой.

— А я беременная! — обрадовала она родителей. — Поэтому тоже буду лимонад. А ты, пап, конечно, молодец.

— Когда ты его закодировать-то успел? — удивился Антонов.

— Да я здесь вообще ни при чем! Сам он, все сам.

— Ну и ну, пусть мне теперь кто-нибудь попробует сказать, что чудес не бывает, — резюмировал духовный брат.

— Так что тебе, мать, придется пьянствовать в гордом одиночестве, — поддел супругу дядя Миша. — А если всю бутылку сегодня уговорить не сможешь, так тоже неплохо, завтра будет, чем похмелиться. Гы-гы-гы!

— Тьфу на тебя! — возмутилась тетя Нина. — Наливай и мне лимонада, а вино я тогда Октябрине отнесу, она кагор любит.

В новогоднюю ночь мы с Верой, немного посидев за столом после боя курантов, сели в «Москвич» и поехали на улицу Крупской. И, как семь лет назад, в ночь с шестьдесят второго на шестьдесят третий, прогулялись по скверу — сначала вниз, к проспекту Вернадского, а потом обратно, к Ленинскому.

— Все точно как в первую нашу зиму, — шепнула мне Вера. — Я ведь уже тогда почувствовала, что у нас все будет хорошо. Вот только… ой…

Вера закрыла глаза, затем снова их открыла, и так несколько раз подряд.

— Что с тобой?