Фагоцит разбушевался

— Ладно, наступлю на горло собственной песне, и почти даром, — усмехнулся духовный брат. — Это обойдется им почти даром, всего в тридцать банок лосося и двадцать — черной икры. Кстати, куда она пропала из магазинов, реформаторы хреновы? Этак скоро дождемся, что и кильки в томате будет не купить.

— Простите, вы о чем-то задумались или беседуете с Антоновым? — спросил Косыгин.

— Ну да, а с кем же еще? Он говорит, что за тридцать банок лосося и двадцать — икры постарается сдержать свое стремление к справедливости.

— Это серьезно? — офигел предсовмина.

— Не знаю. По Антонову никогда не скажешь, серьезен он или нет. Но похоже, что сейчас он не шутит.

— Слушайте, куда ему грузовик пригнать с икрой и красной рыбой? На всякий случай, чтоб мало не показалось.

— Лучше вы скажите, куда за ними заехать моему тестю. У него жигуль-двойка.

— Ко мне на дачу. Какой у машины номер?

— 30–03 МОЕ.

— Это вы ему такой красивый сосватали?

— Нет, у него в ГАИ есть свои знакомства.

— Ладно, это не столь важно, пусть приезжает на эту дачу во вторник или в любой день после, груз ему подготовят. Так вот, из-за вышеописанных обстоятельств ваша поездка начнется с Прибалтики. Таллин, Рига, Вильнюс. Политбюро предстоит рассмотреть вопрос об объединении трех национальных компартий в одну Балтийскую.

— Вам не кажется странным сам термин «национальная компартия»? Это ведь примерно то же, что, скажем, не просыхающая партия трезвенников.

— Да, подобное понятие устарело, но рубить сплеча нельзя. Однако для правильного решения кадрового вопроса Политбюро в числе прочего необходимо знать, какими по вашей с Антоновым классификации окажутся все три первых секретаря — Кэбин, Восс и Снечкус. Да, я помню, что всякие девятые-десятые у вас появляются только при лечении, а обратному процессу могут быть подвергнуты все. Но вы сами говорили, что эффективность деструкции зависит от личного отношения к объекту, вот и уточните, как вы оба к ним ко всем относитесь.

Ну и дела, подумал я. Мне-то казалось, что придется преодолевать сильнейшее сопротивление триумвирата, а тут впору чуть ли не сдерживать Косыгина, который наверняка в полном согласии с Шелепиным хочет начать массовую чистку высших партийных рядов. Причем довольно жестко. Брежневу их, что ли, заложить? Нет, нельзя. Если в верхах начнется свара, я проиграю при любом ее исходе. Хотя, пожалуй, тут не все так просто. Брежнев не тот человек, чтобы устраивать свары, он просто сделает определенные выводы, а сразу бросаться что-то делать не станет. В общем, тут есть о чем подумать.

Уже через полторы недели выяснилось, что с Грузией сотрудники товарища Семичастного даже, пожалуй, слегка перестарались. Материала они нарыли столько, что туда было впору отправлять не космонавтов, а войска. Причем со всеми средствами усиления. А мы с Гагариным и Леоновым прокатились по маршруту Ленинград—Таллин—Рига—Вильнюс—Минск. Оттуда — в Москву, где я почти сразу по прилету попытался уточнить у Семичастного, жив ли еще Хрущев.

— Вроде жив, — пожал плечами Семичастный, — а он-то тебе чем помешал? Или это ты так, размяться перед серьезными делами?

— Чего-то тут вы без меня совсем все озверели, — вздохнул я. — Не трогал я Никиту! И Антонов про него вообще даже не вспоминал. Просто лысый в том мире помер одиннадцатого сентября, а сейчас уже тринадцатое, вот мне и интересно.

— Ну, может, мне еще не доложили, хотя вряд ли. Да и хрен с ним, в конце-то концов! Значит, завтра с утра приезжаешь на Старую площадь к Александру Николаевичу, там еще и Брежнев с Косыгиным будут, доложишь им. А мне можешь сейчас, в такие верхи меня пока не приглашают.

— Восс.

— Что Восс? — не понял председатель КГБ.

— Август Эдуардович Восс, первый секретарь ЦК компартии Латвии. «Девятый» как для меня, так и для Антонова, и вообще он нам обоим показался сравнительно приличным человеком. В отличие от двоих прочих, особенно Снечкуса, вот уж на кого глаза бы наши не глядели.

Итак, на следующее утро я доложил триумвирату свои выводы после турне по Прибалтике, Брежнев кивнул и поинтересовался:

— А с чего это, Витя, тебя вдруг Хрущев заинтересовал?

— Так ведь он еще в субботу должен был помереть, а сейчас уже вторник. Володя уточнил — не только жив, но и здоровехонек, сидит на даче, помидоры свои собирает да антисоветские мемуары на магнитофон надиктовывает, потому как писать до сих пор толком не научился. Точнее, на два магнитофона — один ему сын принес, один комитетский, пишет с прослушки. Вот я и думаю, какое из моих деяний так на него повлияло. Наверное, лунные экспедиции. Говорят, положительные эмоции удлиняют жизнь, вот он, получается, их и испытывал, глядя, как сначала мои роботы топчут Луну, а потом как я там убедительно подтверждаю высокое звание коммуниста.

— Вполне возможно, — кивнул Шелепин, — а вот как ты смотришь на то, чтобы ненадолго слетать в Бельгию?

— Если вместе с женой, то положительно.