Фадеев

Несколько позже, работая над «Заметками о литературе», Фадеев посчитал необходимым четко отделить истинную, поэтическую романтику от всяческих ложных проекций будущего на современность. Он записал в своем литературном дневнике: «Разработать тему о так называемой «романтической», то есть лжеромантической школе в наши дни, то есть теории, которая революционную романтику рассматривает не как предвосхищение завтрашнего дня на основе объективного развития, а как «приподымание», «идеализацию» жизни. Это — проявление субъективизма в литературном творчестве».

Фадеевская дифференциация романтики и сегодня сохраняет методологическую ценность, ибо всегда важно распознавать красоту и украшательство; слова, идущие от сердца, и — риторику; романтическое отношение к жизни и нарочитую очарованность.

Но в те годы даже лучшие критики не всегда столь четко и верно ориентировались в романтическом течении, нередко зачисляя в один ряд подлинно романтические произведения и явно неудачные, поверхностные. Будто в наказание Фадееву за его особое пристрастие к романтическому К. Зелинский, сделавший один из лучших анализов «Молодой гвардии», вместе с тем находил продолжение новаторских исканий А. Фадеева в романах С. Бабаевского и других произведениях «лжеромантической школы», что, конечно же, было далеко от истины.

Нет никаких оснований предъявлять к Фадееву какие-то особые требования, возлагать на него ответственность за «теорию» бесконфликтности. Кстати, Фадеев не считал нужным называть тенденции к лакировке «теорией»: «Если нашлись писатели и критики, пытавшиеся утвердить эти слабости многих наших писателей формулой «так, мол, и надо», — это еще не «теория», до теории тоже еще нужно дорасти».

Однако всесторонне объяснить объективные и субъективные корни явлений «бесконфликтности» в искусстве он не мог. К чести Фадеева, он на всех этапах мог вступиться за подлинно художественное произведение, сказать правду автору поверхностной книги, имел мужество признать, если сам ошибался в оценках.

«Прекрасная, чистая и суровая, правдивая и поэтическая повесть» — так отозвался Фадеев на появление «Спутников» В. Пановой.

Когда критик А. Гурвич в статье «Сила положительного примера» (1950), в целом одобренной Фадеевым, представил творчество В. Пановой как «объективистское» и потому «идейно ущербное», Фадеев резко возражал ему, отстаивая право художника на индивидуальный почерк: «То, что А. Гурвичу кажется «объективизмом», на деле не является объективизмом с точки зрения идейной, — это только особенности манеры, особенный почерк Пановой среди многообразия форм социалистического реализма».

И далее он называет истинные причины творческой неудачи автора «Ясного берега». Они не в выборе стилевого почерка, а в поверхностном знании писательницей изображаемых вещей: «Слабее других произведение В. Пановой «Ясный берег», но оно слабо не своим «объективизмом», а тем, что в повести запечатлены отдельные частные наблюдения без глубокого проникновения в сущность процессов, происходящих в деревне».

Фадеев решительно встал на защиту повести Виктора Некрасова «В окопах Сталинграда». Он писал Всеволоду Вишневскому, редактору журнала «Знамя», в котором повесть была напечатана: «Дискуссия о «Сталинграде» будет продолжена в клубе, я обязательно буду на ней, и вещь в обиду не дадим».

Всеволод Вишневский рассказал в письме к Виктору Некрасову, что «драка» за честь произведения была непростой и люди, в годы войны «удравшие» от боев за 600–700 километров, ничего не понимавшие в военном деле, хотели бы пропустить повесть «через синьку, подкрахмалить и отутюжить». Это им не удалось:

«Когда Фадеев был в Праге, он на пресс-конференции еще в октябре (1946 года) отметил Вашу книгу. Затем готовился довольно крупный камуфлет (в литературном и саперном смысле), была уже приготовлена статья. Но это дело нашими усилиями было ликвидировано».

Случалось, газетные отчеты упрощали суждения Фадеева. Так было, например, с репортажем с московского собрания поэтов, напечатанным 12 октября 1946 года в «Литературной газете», в котором неверно, упрощенно излагались отдельные формулировки Фадеева, это вызвало резкий протест писателя, ибо в таких отчетах задевались честь и достоинство известных литераторов.

«В отчете сказано: «П. Антокольский, В. Инбер своим путем пришли к советскому искусству, — писал в редакцию Фадеев, — мы можем не соглашаться и спорить с ними по вопросам поэзии, но это будет здоровый спор, помогающий движению вперед».

Как известно, все советские писатели своим путем пришли к советскому искусству, и становится непонятным, кто такие «мы», которые считают полезным «не соглашаться» с людьми, пришедшими к советскому искусству.