Все на несколько секунд замолчали. Она выпила, запрокинув голову, потом подошла к Мареку и сказала:
— Встань, гадина такая!
Марек встал. Она засунула руку в карман его джинсов. На пол выпали две зажигалки и несколько презервативов.
— Видишь, как он запасся! — крикнула она своему мужу. — Он думал, что ему и сегодня получится переспать с ней! Я требую, чтобы ты вообще больше не давал ему деньги!
— Ну, это уже глупости, — ответил отец Марека, — или ты что, считаешь, если у них не будет презервативов, они не будут спать?
— А вы еще и курите? — спросил Толик.
— Что же это такое?! — мама раскачивалась на стуле с рюмкой водки в руке. — Наши дети курят, пьют, занимаются сексом! Как мы могли это допустить?! Что мы сделали не так?
— А причем тут мы? — спросила мама Марека. — Мы работали всю жизнь, мы его лечили, когда он сломал позвоночник! Я два года из клиники не вылезала…
— Не вылезала ты по другой причине, — сказал отец Марека.
— Что?! — она выпучила глаза.
— А что я, скрывать буду? — он усмехнулся. — Все прекрасно знали, что ты имела роман с доктором, который его лечил, поэтому мы и не уехали домой…
— Какая же ты скотина!
— Давайте все-таки мы успокоимся и не будем друг друга обвинять, — сказал Толик, — мы собрались обсудить сложившуюся проблему, а не то, кто из нас… — он на секунду примолк, — что делал…
— Так это и есть самое важное! — не согласился с ним отец Марека. — Именно это и влияет! Вот эта женщина, моя жена, изменяла мне с хирургом, по фамилии… Я не помню, Марек, как звали твоего доктора?
— Рубинштейн, — сказал Марек.
— Рубинштейн! — отец Марека поднял вверх палец. — А почему, кстати, мы до сих пор не можем уехать домой? Потому, что у нас работа, да. И квартира… А может быть, она просто спит с Рубинштейном?
Мама Марека вдруг бросилась на его отца и замолотила кулаками по его груди и лицу. Он сбросил ее с себя, и она упала на пол, задев стол. На столе покачнулись стаканы и бутылки. Толик помог ей встать. Отец Марека сидел и тер подбородок, куда она ему врезала. Нас с Анютиком отправили спать.
На следующий день мы встретились в школе. Первым уроком была история. Марека вызвали в доске, чтобы проверить его знания по теме «новое индустриальное общество».
— Итак, — сказала историчка, — в каком веке начался переход к новому индустриальному обществу в странах Западной Европы?
Он не смог ничего сказать по этому поводу, и историчка поставила ему два. Потом она потребовала, чтобы я встала с места и пересела к Наташе Мироновой. Я встала, собрала учебники и вышла из класса.
После уроков Анютик ждала нас у памятника поэту. Это меня почему-то взбесило.
— Зачем ты тут стоишь?! — крикнула я.
— Я хочу пойти с вами, — сказала она.
— Ты не будешь больше ходить с нами!
— Почему? — удивилась Анютик.
— Потому что тебе двенадцать лет! И ты должна сидеть дома и заниматься!
— Это мы еще посмотрим! — Анютик плюнула в меня и побежала от памятника.
Я догнала ее, повалила на землю и принялась изо всех сил душить. Марек выбросил только что прикуренную сигарету и бросился нас разнимать. В результате Анютик укусила его за палец. Потом она вскочила и крикнула, отряхиваясь, как собака:
— Чтобы вы сдохли оба! Твари! Ублюдки!
Мы вдвоем пошли к Мареку и переспали на обеденном столе. Все это было уже невыносимо. Я встала со стола и начала одеваться. Марек открыл окно и закурил.
— Ты хочешь обедать? — спросил он.
— Нет, я пойду, — ответила я.
— Почему?
— Потому, что я так не могу.
— Как? — удивился он.
— Так! Нас все презирают! Даже наши родители… Ты мне говоришь про какую-то любовь, а в чем она состоит?! В том, что мы трахаемся на обеденном столе?
— А в чем она должна состоять? — он выкинул окурок и со злостью захлопнул раму.
— Я не знаю! — сказала я. — Но если это все, что между нами происходит, не надо называть это любовью. Такую любовь можно получить от кого угодно.
— Ну, иди и получи! — крикнул он. — Это все, что тебе надо! Можно было с самого начала понять, какая ты шлюха! Ты сразу была готова раздвинуть свои ноги!
— Это я была готова раздвинуть ноги? — от изумления я даже задохнулась. — А ты разве не этого хотел?!
— Я хотел с тобой общаться! — сказал он.
— Тогда мог бы пригласить меня в театр! А не к себе домой, когда у тебя уехали родители!
Руки у меня дрожали, я путалась в рукавах свитера и никак не могла его правильно надеть. Марек подошел ко мне и обнял, я делала яростные попытки вырваться, но он меня держал.
— Прости меня, — говорил он, — пожалуйста, прости.
Я заплакала.
— Я чувствую к тебе больше, чем только это, — сказал он мне в волосы, — я просто не знаю, как… как тебе это показать.
— Я тоже не знаю, — сказала я.