F20

Может, он хочет быть со мной честным? Или он подозревает, что я боюсь его неопытности, позволила стащить с себя джинсы, а теперь думаю — вдруг Марек не знает, что делать дальше? В любом случае, это было что-то новое. Наверняка и у Костика до меня были бабы, но ему даже в голову не приходило меня об этом предупредить.

В расстегнутых джинсах Марек встал с кровати, подошел к столу и взял из ящика презерватив. Упал потревоженный карандаш и закатился под батарею. Когда Марек повернулся спиной, я увидела на его пояснице коричневые, уходящие в джинсы шрамы.

— Ты видишь, да? — спросил он, не оборачиваясь.

— Да, — ответила я, — что это?

— У меня был сломан позвоночник. В детстве. Поэтому родители и уехали в Россию. Тут хорошие врачи, они меня вылечили.

Мы спали долго, тягуче, целуясь. Костик просто вставлял в меня член и дергался, чтобы через пару минут из члена вылилась сперма. Марек двигался медленно, я двигалась ему навстречу, приподнимая бедра. Он целовал меня в губы, лизал мою шею, его язык оставлял влажные, как будто прошла улитка, следы на моих ключицах, он брал в руки мои груди и кусал соски. Я была такой живой с ним, происходящее казалось настолько осмысленным, настолько важным, что, когда он кончил, я разрыдалась. Марек испугался. Он сжал ладонями мое лицо и спрашивал:

— Что? Я что-то сделал не так?

— Нет, — я схватилась за него, словно тонула, — все было прекрасно. Просто мне очень жаль. Что ты не был у меня первым.

— А кто был первым? — спросил он, перегнувшись через меня, чтобы взять сигарету.

— Один дебил, — ответила я.

— Зачем ты спала с ним?

Этот вопрос поставил меня в тупик. Действительно, зачем? Какая в этом была необходимость?

— Потому что… — я с трудом подбирала слова, как будто это я была иностранка, а не он. — Потому что, пока я не встретила тебя… я думала, что все бессмысленно.

В кармане моих джинсов запел телефон. Марек свесился с кровати и подал мне джинсы.

— Все в порядке? — поинтересовалась мама.

— Да, — сказала я.

— А что вы делаете? — было слышно, как мама передвигает на плите кастрюли.

— Сидим, болтаем, — я знаком показала Мареку, чтобы он дал мне бутылку с шампанским.

— Ну, хорошо. Надеюсь, вы не пьете, — сказала мама.

— Нет. Пока, — я нажала на отбой.

Мы допили шампанское и еще раз переспали. Он посадил меня на себя, сначала я просто приподнималась над ним и опускалась, потом мне захотелось откинуться назад. Марек шумно дышал и дергал меня за свисавшие вдоль спины волосы. Перед тем как кончить, он схватил меня за волосы очень больно, мне пришлось наклонить голову.

Потом я легла на него и спросила, как по-польски будет «абсолютно».

— Абсолютние, — сказал он.

— А вы с родителями по-польски говорите или по-русски?

— Часть так, часть так.

— А как будет аэропорт?

Он улыбнулся:

— Лотниско.

— А любовь?

— Любовь будет милошчь, — Марек поцеловал меня в волосы и взял сигарету, — это славянские языки, они очень похожие.

Мы пошли в ванную. Она была огромная, на бортике в ряд стояли ароматические свечи разных цветов и размеров. Их уже не один раз зажигали. Мы стояли рядом, голые, и смотрели на свечи.

— Это твоя мама, да? — спросила я.

— Да, — он задел одну свечку, и она упала в воду, — она хочет чувствовать себя такой женщиной, которая умеет красиво жить. И лежит с бокалом шампанского в ванной со свечами. В гребаной России. В съемной квартире.

Он выловил свечку и бросил в раковину. Мы сели в зеленую хлорированную воду, рядом, я положила голову ему на плечо. Он держал в руке бутылку с шампанским и время от времени подносил ее к моим губам.

В восемь вечера следующего дня я вспомнила, что надо идти домой. Телефон сдох еще утром. Я пропахла Мареком, табаком, на мои джинсы мы несколько раз пролили шампанское. Он провожал меня, и по дороге мы выпили коктейль «водка-лимон», я почти дошла до подъезда, Марек почти ушел, но я вернулась, и он вернулся. Расстаться не было сил. На детской площадке появился жирный дед с болонкой, я быстро рассказала Мареку про Лютера и эпизод с этим дедом. Мы хохотали, снова пошел снег. Я спросила, а как будет по-польски собака.

— Пъешь, — сказал он.

Дед стоял посредине детской площадки и смотрел, как его болонка какает.

Открыв мне, мама широко улыбнулась.

— Все-таки вернулась? — пошутила она. — Ну, как вечеринка?

— Супер, — сказала я, стараясь не дышать на нее.

— Мальчики-то были?

Я открыла рот, чтобы испустить очередную успокоительную банальность, но мама предостерегающе покачала головой.

— Только не ври мне! — сказала она.

— Были, — я села на корточки и принялась сосредоточенно развязывать ботинки.

Мама сложила руки на груди.

— Ты уж смирись, — сказала она, — меня ты никогда не обманешь. Я тебя вижу насквозь, ведь я твоя мать.

7