балете который он почему-то тогда любил, и на дорогие концерты таких
виртуозов, как Оле-Буль и Лист {2}. Теперь, после утреннего посещения
офицерских классов, он сидел запершись в своем кабинете, предавшись
литературным занятиям. Цвет лица его был какой-то землянок, его постоянно
мучил сухой кашель, особенно обострившийся по утрам; голос его отличался
усиленною хрипотой; к болезненным симптомам присоединялась еще опухоль
подчелюстных желез. Все это, однако же, упорно скрывалось от всех, и даже
приятелю-доктору насилу удавалось прописать Федору Михайловичу хотя какие-
нибудь средства от кашля и заставить его хоть несколько умереннее курить
жуковский табак. Из товарищей часто навещал тогда Достоевского только Дм.
Вас. Григорович, представлявший во многих отношениях прямую
противоположность Федору Михайловичу. "Молодой, ловкий, статный, -
вспоминает доктор Ризенкампф, - светский, красивый и живой, сын богатого
гусарского полковника и его жены, француженки-аристократки, друг поручика
77
Тотлебена, тогда уже обнаружившего задатки будущей своей известности, и
артиста Рамазанова, любимец и поклонник прекрасного пола, вращавшийся
постоянно в лучшем петербургском обществе, Григорович привязался к
нелюдиму и затворнику Достоевскому по врожденной ему страсти к литературе".
Тогда он, сколько помнится г. Ризенкампфу, переводил с французского какую-то
пьесу из китайского быта, а Достоевский, отказавшись от продолжения своей
"Марии Стюарт", усердно принялся за "Бориса Годунова", также оставшегося
неоконченным. Кроме того, Федора Михайловича тогда уже занимали различные
повести и рассказы, планы которых так и сменяли друг друга в его плодовитом
воображении. Подобного рода производительность поддерживалась в нем
постоянным литературным чтением. (О том, будто Федор Михайлович еще в
Инженерном училище писал своих "Бедных людей", доктор Ризенкампф ничего
не знал3.) Из русских писателей он особенно охотно читал тогда Гоголя и любил
произносить наизусть целые страницы из "Мертвых душ". Из французских
писателей, кроме прежде уже ему особенно полюбившихся Бальзака, Жорж Санд
и Виктора Гюго, - он, по свидетельству г. Ризенкампфа, читал Ламартина, Фредерика Сулье (особенно любя его "Memeires du diable"), Эмиля Сувестра, отчасти даже Поль де Кока. Понятно, что при все более и более развивающихся
литературных наклонностях Достоевский должен был тяготиться посещением
офицерских классов. Он бы давно бросил их, если бы не угроза опекуна
прекратить в таком случае выдачу ему денег, А Федор Михайлович в них
постоянно нуждался!
В ноябре 1842 года получено было из Ревеля известие о рождении у
Михаила Михайловича сына. Федор Михайлович был его крестным отцом и, по
замечанию г. Ризенкампфа, проявил по этому случаю свою обычную щедрость. В
декабре младший брат, Андрей Михайлович, живший, как мы знаем из писем, с
1841 года у Федора Михайловича, поступил в Строительное училище. Оставшись
один, Федор Михайлович стал тем усиленнее готовиться к экзамену из
офицерских классов. В то же время и г. Ризенкампфу пришлось серьезно думать о
выпускном экзамене из Медицинской академии. Поневоле они стали видеться
реже.
В великом посту 1842 года, запомнил, однако, г. Ризенкампф, Федор
Михайлович, у которого вдруг оказался опять прилив денег (расщедрился, может
быть, опекун, чтобы поощрить его усидчивые занятия инженерными науками), позволил себе отдыхать от трудов на концертах вновь прибывшего Листа, а также
знаменитого певца Рубини и кларнетиста Блаза {4}. После пасхи, в апреле, он
сошелся с доктором Ризенкампфом на представлении "Руслана и Людмилы" {5}.
Но уже с мая Федор Михайлович опять отказался от всяких удовольствий, чтобы
вполне отдаться приготовлениям к окончательному экзамену, продолжавшемуся с
20-го мая по 20-е июня. В то же время держал свой выпускной экзамен и доктор
Ризенкампф. От усиленных занятий он заболел и еще 30-го июня лежал в постели.
Как вдруг в этот день приезжает к нему Федор Михайлович, которого нельзя
было и узнать. Веселый, с здоровым видом, довольный судьбой, он возвестил о
благополучном окончании экзаменов, выпуске из заведения с чином подпоручика
(в полевые инженеры), о получении от опекуна такой суммы денег, которая дала
78
ему возможность расплатиться со всеми кредиторами, наконец о получении
двадцативосьмидневного отпуска в Ревель и о своем намерении отправиться туда
на другой же день. Теперь же он силою стащил приятеля с постели, посадил его с
собой на пролетку и повез в ресторан Лерха на Невском проспекте. Тут
Достоевский потребовал себе номер с роялем, заказал роскошный обед с винами и
заставил больного приятеля есть и пить с собой вместе. Как ни казалось это
сначала невозможным для больного г. Ризенкампфа, но пример Федора
Михайловича подействовал на него заразительно; он хорошо пообедал, сел за
рояль - и выздоровел.
На другой день, в десять часов утра, он, как ни в чем не бывало, проводил