Ф. М. Достоевский в воспоминаниях современников

Это в начале 30-х годов был уже глубокий старец, очень уважаемый как моим

отцом, так, кажется, и всем тогдашним медицинским миром. В день его именин

(1-го января) в маленьком деревянном домике его "под Новинским" перебывает, бывало, весь университет, как профессора, так и студенты-медики. <...> Он

ежегодно, раз пять в год, бывал со своей супругой у нас. Приезжали они всегда к

вечернему чаю и всегда в коляске с лакеем, проводили у нас в разговорах часа 2-3

и уезжали. <...> Мы, впрочем, любили дедушку, и он, как бездетный, тоже любил

нас очень. Родители, отдавая им визит, конечно, ездили к ним одни <...>. Но зато

каждую пасху мы, трое старших братьев, в заранее назначенный дедушкою день

обязаны были являться к нему на обед. Родители без боязни отпускали нас, зная, что дедушка хорошо досмотрит за нами, и вот, после раннего обеда, часу во

втором дня, дедушка, забрав нас, отправлялся в балаганы. Праздничные балаганы

в то время постоянно устраивались "под Новинским" напротив окон дедушкиного

дома. Обойдя все балаганы и показав нам различных паяцев, клоунов, силачей и

37

прочих балагановых Петрушек и комедиантов, дедушка, усталый, возвращался с

нами домой, где нас дожидалась уже коляска от родителей, и мы, распростившись

с дедушкой, отъезжали домой, полные самых разнообразных впечатлений, и

долгое время, подражая комедиантам, представляли по-своему различные

комедии {7}. В половине 30-х годов дедушка должен был выйти в отставку; но он

долгое время не мог покинуть совершенно университета и ежедневно, бывало, хаживал в университетскую библиотеку, чтобы почитать газеты и повидаться с

бывшими своими коллегами-профессорами. Конечно, все с удовольствием

принимали старика. <...>

Моя детская жизнь и обстановка

Теперь приступлю к описанию своего детства.

С самого младенчества, как я начинаю вспоминать свою детскую жизнь,

мне всегда рисуются следующие члены семейства: отец, мать, старший брат

Миша, брат Федя, сестра Варя и я. Мною кончается, так сказать, первая, старшая

серия нас, детей. Хотя за мною и следовали еще сестра Верочка, брат Николя и

сестра Саша, но они были еще так малы, что не могли принимать участие ни в

наших занятиях, ни в наших играх и росли как бы отдельною от нас детскою

жизнию. Мы же четверо постоянно тогда были вместе, и наши интересы, наши

занятия и наши игры имели много общего. Я начал хорошо себя помнить, когда

мне было три с половиной года. (Смерть сестры Любы в июле 1828 года я помню

уже очень ясно.) Тогда брату Мише было восемь лет, брату Феде семь лет и

сестре Варе 53/4 лет.

Сестра, как единственная в то время из детей девочка, постоянно почти

была с маменькой и сидела в гостиной, занимаясь или уроками, или каким-либо

детским рукоделием. Мы же, мальчики, не имея отдельных комнат, постоянно

находились в зале, все вместе. Упоминаю это для того, чтобы показать, что вся

детская жизнь двух старших братьев, до поступления их в пансион Чермака, была

на моих глазах. Все их занятия и все их разговоры были при мне; они не

стеснялись моим присутствием и разве только в редких случаях отгоняли меня от

себя, называя меня своим "хвостиком". Оба старшие брата были погодки, росли

вместе и были чрезвычайно дружны между собою. Дружба эта сохранилась и

впоследствии, до конца жизни старшего брата. Но, несмотря на эту дружбу, они

были совершенно различных характеров. Старший брат Михаил был и в детстве

менее резв, менее энергичен и менее горяч в разговорах, чем брат Федор, который

был во всех проявлениях своих настоящий огонь, как выражались наши родители.

Рождение сестры Верочки. Кормилицы и их сказки

Выше я упомянул, что хорошо помню рождение сестры Верочки, но

оговорюсь, собственно обстоятельств рождения ее я не помню, но помню смерть

сестры Любочки, близнятки сестры Верочки, умершей через несколько дней

после рождения, а также и то, как Верочку кормила грудью кормилица. Эту

38

кормилицу - Дарью - как теперь вижу. Она была высокая, дородная, еще молодая

женщина и, ежели можно так выразиться, была очень обильная на молоко.

Бывало, как я и сестра Варенька придем смотреть, как питается грудью наша

новорожденная сестренка, то кормилица Дарья вынет свои две массивные груди и

начнет, как из брандспойтов, обливать нас своим молоком, и мы мгновенно

разбежимся в разные стороны. Эта кормилица Дарья постоянно, бывало,

говорила, что ее муж "унтер" пошел с своим полком в Анапу {И действительно, в

1828 году наши войска заняли крепость Анапу. (Прим. А. М. Достоевского.)}.

Оттуда она во время пребывания у нас и получила два письма от мужа. Это, конечно, было первое географическое название, которое я усвоил себе в свой

трех-с-половиной-годовалый возраст. Упомянув о кормилице Дарье, я невольно

вспоминаю и двух других кормилиц: Барину, которую звали Катериной, и свою

кормилицу Лукерью. Конечно, этих двух женщин я помню не тогда, когда они

жили у нас, но в более позднейшее время, когда уже они приходили к нам в гости.

Эти две бывшие кормилицы ежегодно (по преимуществу зимою) приходили к нам

в гости раза по два. Приход их для нас, детей, был настоящим праздником. Они