Читаем Ф. М. Достоевский в воспоминаниях современников полностью

переделкам, которые все яснее и чище открывают возникший в тумане образ.

Федор Михайлович часто мечтал о том, какие бы прекрасные вещи он мог

выработать, если бы имел досуг; впрочем, как он сам рассказывал, лучшие

страницы его сочинений создались сразу, без переделок, - разумеется, вследствие

уже выношенной мысли.

Писал он почти без исключения ночью. Часу в двенадцатом, когда весь

дом укладывался спать, он оставался один с самоваром и, попивая не очень

крепкий и почти холодный чай, писал до пяти и шести часов утра. Вставать

приходилось в два, даже в три часа пополудни, и день проходил в приеме гостей, в прогулке и посещениях знакомых.

187

На Федоре Михайловиче можно было ясно наблюдать, какой великий

труд составляет писание для таких содержательных писателей, как он. В свои

произведения он вкладывал только часть той непрерывной работы, которая

совершалась в его голове. Читатели, как известно, иногда питают легкомысленное

мнение, что писание ничего не стоит даровитым людям, и обманываются в этом

случае тою легкостию, с которою течет стих или проза готового произведения. Но

в сущности, читатели редко ошибаются в оценке авторского труда, потому что

обыкновенно их занимает или трогает только то, что занимало или трогало самого

автора, и насколько души и труда он вложил в свое произведение, настолько оно

и действует на читателей.

Что касается до поспешности и недоделанности своих произведений, то

Федор Михайлович <...> очень ясно видел эти недостатки и без всяких

околичностей сознавался в них. Мало того; хоть ему и жаль было этих

"недовершенных созданий", но он не только не каялся в своей поспешности, а

считал ее делом необходимым и полезным. Для него главное было подействовать

на читателей, заявить свою мысль, произвести впечатление в известную сторону.

Важно было не самое произведение, а минута и впечатление, хотя бы и неполное.

В этом смысле он был вполне журналист и отступник теории чистого искусства.

Так как планам и замыслам у него не было конца, то он всегда носился с

несколькими темами, которые мечтал обработать до полной отделки, но когда-

нибудь после, когда будет иметь больше досуга, когда времена будут спокойнее.

А пока он писал и писал полуобработанные вещи, - с одной стороны, чтобы

добывать средства для жизни, с другой стороны, чтобы постоянно подавать голос

и не давать публике покоя своими мыслями. <...>

Федор Михайлович любил журналистику и охотно служил ей, разумеется,

ясно сознавая, что он делает и в чем отступает от строгой формы мысли и

искусства. Он с молодости был воспитан на журналистике и остался ей верен до

конца {20}. Он вполне и без разделения примыкал к той литературе, которая

кипела вокруг него, не становился никогда в стороне от нее. Обыкновенное его

чтение были русские журналы и газеты. Его внимание было постоянно

устремлено на его собратий по части изящной словесности, на всякие

критические отзывы и об нем самом, и об других. Он очень дорожил всяким

успехом, всякою похвалою и очень огорчался нападками и бранью. Тут были его

главные умственные интересы, да тут же были и его вещественные интересы. Он

жил исключительно литературным трудом, никогда и не предполагая для себя

какого-нибудь другого занятия, не задаваясь и мыслью о каком-нибудь месте, казенном или частном. В случаях нужды он без всякой щепетильности обращался

с просьбами к различным редакциям. Не раз, когда его не было в Петербурге, мне

случалось, по его просьбе, вести с разными редакциями переговоры о деньгах, которые он хотел получить за будущую повесть {21}. Большею частию

переговоры оканчивались отказом, и мне иногда было очень больно от мысли, кому он делает предложения, и притом напрасные предложения. Но он смотрел на

эти случаи как на неизбежные неудобства своей профессии и хорошо понимал, что они никак не могут быть поставлены ему в упрек. Зависимость от редакций и

книгопродавцев, всякие торги и переговоры составляют всегда дело полюбовное, 188

сделку равных между собою людей и потому никогда не могут быть так тяжелы, как другие людские отношения.

Таким образом, литература была вполне родною сферою Федора

Михайловича; он избрал ее своею профессиею и иногда даже высказывал

гордость этим своим положением. Он усердно трудился и работал и достиг

своего: он сделал одну из блистательных литературных карьер, достиг громкой

известности, распространения своих идей, а под конец жизни и материального

достатка.

Понятно поэтому, как он любил литературу, особенно вначале, когда еще

не выразилось резко то различие, которое поставило его в оппозицию к общему

настроению петербургской журналистики. Вот причина, почему он не мог сразу

сойтись с славянофилами. Он живо почувствовал ту враждебность, которую они

искони, в силу своих принципов, питали к ходячей литературе. В 1861 году И. С.

Аксаков начал издавать "День" и в первых же статьях красноречиво выразил

осуждение господствовавших в журналах направлений. Федор Михайлович по

этому случаю горячо вступился за литературу {22}. <...>

V

Успех "Времени". - Сотрудники

Журнал "Время" имел решительный и быстрый успех. Цифры

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии