Ф. М. Достоевский. Новые материалы и исследования

С 1918 г. центром демократической трактовки Достоевского становится газета "Rote Fahne" — главный печатный орган немецких коммунистов и рабочих, основанный К. Либкнехтом и Р. Люксембург. Критики из "Rote Fahne" стремятся создать Достоевскому "пролетарскую революционную репутацию". Лу Мертен, одна из ранних интерпретаторов Достоевского в "Rote Fahne", говорит в своих статьях о народности его творчества. Однако Мертен упрощает марксизм. Так, понятие "народность" она истолковывает абстрактно, как воплощение спонтанных творческих сил народа. Тем самым писатель из сознательного и активного носителя народного протеста превращается в пассивное орудие этих сил. Значительно конкретнее высказывается о "народности" Достоевского другой критик из "Rote Fahne" — Гертруда Александер. Народность, по ее мнению, выражается главным образом в критике отрицательных явлений жизни. Критик не закрывает глаза на противоречия Достоевского, но объясняет их его "типично русскими чертами". При всех своих противоречиях Достоевский был в глазах Александер великим писателем и стоял рядом с Гете, Гейне, Бальзаком, Данте и Сервантесом. По ее убеждению, величие русского писателя заключается в том, что он "провозвестник, глашатай новых, рвущихся наружу сил русского народа, сумевшего ему же, Достоевскому, наперекор осуществить социальную революцию".

Александер выдвинула свой взгляд на личность Достоевского, выделяя в ней "антибуржуазные черты", — черты, которые старательно нивелировались в буржуазной критике. Она секуляризирует положительно прекрасного героя Достоевского, превращенного буржуазными литераторами в абстрактный морально-философский символ "всечеловека", и ставит его на реальную историческую почву.

Идея о "новом человеке" — краеугольный камень концепции Достоевского у Александер. Так, она называет героя — выходца из привилегированных слоев русского общества XIX в., "чувствующего себя ответственным за бедствия народа", "мятежным героем". И потому, оценивая творчество Достоевского в перспективе событий 1917 г., Александер видит в нем "мощный рычаг революционного сознания"[2315].

Из всего вышесказанного явствует, что к 1921 г. буржуазная критика утратила "монополию" на Достоевского. Ей на смену пришла иная точка зрения на русского писателя, выдвинутая передовой революционной интеллигенцией Германии. Эта точка зрения наиболее четко выражена в словах И. Бехера, крупнейшего пролетарского поэта Германии, который назвал Достоевского одним из "великих выразителей буржуазного упадка"[2316].

VII. Заключение

В 1921 г. Германия отмечает 100-летие со дня рождения Достоевского. Юбилейные дни вылились во всеобщее признание "величайшего русского писателя, пророка, ясновидца, аналитика и диалектика, творца сцен непревзойденного драматизма"[2317]. Именно этот год следует считать переломным для восприятия Достоевского в Германии. Известность русского писателя достигает апогея и перерастает в культ. Число монографий, статей, исследований о Достоевском резко увеличивается. Многие литераторы, уже писавшие о Достоевском ранее (Л. Андреас-Саломе, Ю. Баб, Г. Бар, Я. Вассерман, Я. Ю. Давид), вновь делятся с читателями своими мыслями о нем; другие же (К. Оссецкий, Р. Шаукаль, Р. Шикеле) высказываются теперь о нем впервые. Создается впечатление, что в Германии, охваченной после войны тяжелейшим экономическим и духовным кризисом, Достоевский на какое-то время становится властителем дум. "1921 год обозначает апогей того странного и поучительного явления, которое можно назвать "инфляцией Достоевского" и которое отнюдь не случайно совпало с послевоенной инфляцией немецких денег", — отмечает С. Лаве. Годами "инфляции Достоевского" исследовательница считает 1920-1925 гг.