Ф

– Интересно, небо никогда не кончается? – спрашивает Лена. – Или все-таки кончается?

– Может, там где-то есть стена, – говорит Мари.

– Даже если и есть, – возражает Георг. – Все равно можно полететь дальше. Ведь стену можно продырявить. Не может оно там нигде кончаться. Оно никогда не кончается.

– Ну а что, если стена прочная? – не унимается Лена. – Очень-очень прочная?

– Все равно ее можно чем-то проткнуть.

– А если это самая прочная стена в мире?

– Тогда представь, что у тебя есть самое острое в мире острие.

Некоторое время они молчат. Шмель жужжит то ближе, то дальше, то опять ближе.

– Тупица он все-таки, этот Маттиас, – сказала вдруг Лена.

– Верно говоришь, – поддакнул Георг.

– Это еще почему? – вставила Мари.

– Мари и Маттиас, Мари и Маттиас! – завела Лена. – Мари и Маттиас, Маттиас и Мари!

– Тили-тили-тесто, жених и невеста! – подхватил Георг.

Не открывая глаз, Мари сжала кулак и врезала ему, так точно угодив прямо в плечо, что Георг вскрикнул. Мари Маттиас тоже не слишком нравился, и, разумеется, все это понимали, просто дурачились, как обычно, сидя на крыше.

Однажды мать застукала их, когда они спускались. Она тогда жутко разволновалась, на какое-то время запретила Георгу и Лене приходить в гости, и Джо с Натали тоже запретила, хотя Натали они на крышу ни разу не брали. Мари твердо пообещала больше никогда не вытворять таких опасных вещей, но, сунув руку в карман, скрестила пальцы, чтобы получилось так, что она обещает как бы понарошку, и, к счастью, мама скоро об этом забыла. Она вообще быстро обо всем забывала. В последнее время она редко бывала дома, ей нужно было примерять костюмы и встречаться с разными людьми, много звонить по телефону, а еще постоянно консультироваться у своего адвоката по разводам, вежливым таким дядей с бородой, большими ушами и глазами, как у тюленя.

Дважды в неделю заходил отец, водил ее в кино или в зоопарк. Животных она не очень любила, фильмы он все время выбирал какие-то не те – ему вообще было неведомо, что нравится одиннадцатилетней девочке. Иногда она сама ходила к нему в гости, в дом причта. Вообще-то это был секрет, что он там живет, ей никому нельзя было об этом рассказывать, ни бабушке с дедушкой, ни Лигурне, и в школе тоже нельзя, и уж тем более нельзя маме.

В доме причта пахло едой и нафталиновыми шариками. Папа спал на диване у телевизора, под картинкой, на которой был изображен Иисус, вид у которого был такой, словно у него болели зубы. Папа теперь всегда носил джинсы и рубашку в красную клетку, иногда еще кепку с надписью «Я ♥ Бостон». Когда она спросила его, по каким дням он ее стирает, он сначала растерялся, а потом заявил, что у него есть еще две таких же. У папы больше не было ни компьютера, ни телефона, ни машины, даже кроссовки были всего одни. Но она никогда доселе не видела, чтобы он пребывал в таком хорошем настроении.

– Кризис! – воскликнул он, когда они как-то раз прогуливались по зоопарку. – Кто же мог знать, что он наступит! Это как конец света. Еще месяцев восемь тому назад никто и не думал, что такое случится!

Они остановились. В глаза Мари бессмысленным взглядом уставилась антилопа гну.

– Обесценивание деривативов в результате падения рынка недвижимости. Да кто мог такое представить! На этом же можно было сделать миллиарды! Но такое никому и в голову бы не пришло. Курсы в свободном падении, банки не могут выдавать кредиты, – он хлопнул в ладоши. – И все это понимают, все только об этом и говорят, и никого это не удивляет, понимаешь? Никто не задает вопросов! Ты понимаешь?

Мари кивнула.

Отец присел рядом с ней на корточки.

– Все теряют деньги, – произнес он, наклонившись прямо к ее уху. – Все теряют все, понимаешь?

Она кивнула.

– И никто уже не спрашивает, куда делись его средства. Можно сказать, все практически уверены, что потеряют деньги, поскольку их теряют все. На это рассчитывают. Случается чудо. Ни один клиент даже не думает выяснять, куда испарились его вложения.

Мари знала, как сделать такой вид, чтобы казалось, будто она все понимает. Она и в школе часто так делала; иногда одного этого было достаточно для хорошей оценки. И всегда, когда отец пытался говорить с ней о каких-то важных вещах. Ему почему-то казалось, что они похожи и дочь понимает его лучше, чем кто бы то ни было.

– Мари, – сказал отец. – Ты понимаешь меня лучше, чем кто бы то ни было.

Она устремила умоляющий взгляд на гну, но помощи от той ждать не приходилось.

– Если вот, к примеру… Просто пример, Мари! Если ты много потерял, но при этом ждал, что… Но тут вдруг так – и никто не задает вопросов!

– Пойдем посмотрим на тигров?

Он вскочил, снова хлопнул в ладоши, да так громко, что шедшая мимо женщина с коляской посмотрела на него с упреком.

– А Клюссен в больнице! Может, надолго, может, он там вообще помрет, кто знает? А с сыном я как-нибудь разберусь. Нет, ну кто бы мог подумать?

Положив Мари руку на плечо, он легонько подтолкнул ее вперед. Они направлялись к выходу. Ее это не удивило. Значит, и в этот раз тигров не будет. Папа никогда не водил ее к тиграм.