Эзотерический мир. Семантика сакрального текста

— Какое-то счастье в этом есть, но очень многое надо сделать, многое увидеть, многое прочесть, если хочешь быть хорошо осведомленным. Мало времени остается, чтобы подумать. Конечно, человек не по-настоящему счастлив, но как-то он живет?

— Все это называется семейными взаимоотношениями, но, очевидно, в этом совсем нет настоящих взаимоотношений. На какое-то время вы можете быть физически вместе, но каждый из вас живет в собственном изолированном мире, порождающем собственные страдания, а настоящей жизни нет, не только физической, но и на более глубоком и широком уровне.

Это ошибка общества, разве не так? Ошибка культуры, в которой мы были воспитаны, в которую гак легко оказываемся вовлеченными. Общество, которое создали люди, — гнилое, извращенное, аморальное. Его-то и необходимо изменить, но это возможно тогда, когда человек, создавший общество, изменится сам.

— Я, может быть, в состоянии понять то, о чем вы говорите, и, возможно, могу измениться, но мой муж? Ему доставляет великое удовольствие стремиться, достигать, становиться чем-то. Он не собирается менять своих привычек, и в результате мы снова окажемся на прежнем месте — я со своими слабыми попытками прорваться сквозь клетку, и он, все более и более укрепляющий свою узкую ячейку жизни. Какой смысл всего этого?

— В подобного рода существовании вообще нет никакого смыла. Мы сами создали такую жизнь, с ее постоянной грубостью и уродством, с ее случайными вспышками наслаждений; поэтому мы должны умереть для всего этого. Вы понимаете, что в действительности нет никакого «завтра». Завтрашний день — это выдумка мысли, с целью достичь ее жалких честолюбивых замыслов и осуществлений. Мысль создает множество завтрашних дней, но в действительности нет никакого «завтра». Умереть для завтрашнего дня означает жить сегодня в полноте. Когда вы это осуществите, вся ваша жизнь изменится. Ведь любовь — это не завтрашний день, любовь — не создание мысли, любовь не имеет ни прошлого, ни будущего. Когда вы живете в полноте сегодняшнего дня, тогда он предельно насыщен, и в его красоте, которой не может коснуться честолюбие или время, рождаются близкие взаимоотношения не только с человеком, но и с природой, с цветами, с землей и небом. В этом интенсивная непорочность. Тогда жизнь имеет совсем другой смысл».

По следам «Дона Хуана» Метаэзотерика (Карлос Кастанеда. «Дон Хуан») Финал

Архитектор Галина Лебедева Воспоминание участника эзотерического семинара

О превратности судеб эзотерического знания в нашем отечестве мне пришлось задуматься недавно, после посещения книжной ярмарки на Олимпийском стадионе, где среди одуряющего множества прилавков с литературой поистине «всеохватного» содержания — от детских раскрасок до сочинений Фрейда или Гайдара — выделяются островки узко специализированной книжной продукции, относящейся к трем самым востребованным сегодня темам: компьютеру, экономике (праву) и, как ни удивительно такое сочетание, эзотерике в любых ее проявлениях. Строгие дисциплины общения с компьютером и поиск четкости и обоснованности в общественных установлениях теперь, как будто, влекут за собой обостренный интерес и ко всему тайному, магическому, необъяснимому.

Совсем иную подоплеку имел тот же интерес в начале 80-х, когда Вадим Розин отважно взял на себя труд «повивальной бабки», пестовавшей в течение нескольких месяцев возникновение эзотерических сполохов в заданной «одномерности» сознания советского человека. На его семинар приходили люди разного возраста, разных профессий, разного социального статуса (так, я занималась теорией архитектуры, мой муж — врач-терапевт, его друзья — реаниматолог и санитар). Мы собирались темными вечерами в старом доме, в квартире, странные жильцы которой терпеливо сносили наше присутствие: слепой ворон в проеме распахнутой клетки прислушивался к нашим шагам, бродила большая собака, заглядывая в лица, кошка демонстрировала свою отстраненность, молчаливый хозяин помогал нам, когда мы заполняли пространство одной из комнат компактно, на всех уровнях, словно природную расщелину. В уютной тесноте я раскладывала вязанье, и болотная зелень ползущих шерстяных нитей дополняла картину естественного сосуществования людей, ради единой цели оставивших городскую суету. Какова же была цель? Лично для меня и, думаю, для многих других слово «эзотерика» означало не более чем «иное», «незнакомое», «следующее неизвестным законам». Этого было достаточно тогда, чтобы отложить все дела и отправиться по городским маршрутам — узнать, услышать «иное». Мы не хотели спрятаться в мире «иного» от жизни, как, может быть, происходит сейчас. Мы стремились не столько войти в круг посвященных, сколько, напротив, увидеть и понять нечто с внешней позиции, сохранив независимость суждений.