Эзми

Саки (Г. Манро) Эзми

— Все охотничьи истории похожи одна на другую, — заметил Кловис.

— Такой охотничьей истории вам не доводилось слышать, — возразила баронесса.

— Мы даже не добрались до места охотничьего сбора, если такой был, — вставил Кловис.

— Собрались все, как обычно, в том числе Констанс Брудл. Констанс — из тех цветущих рослых девиц, которые прекрасно выглядят на фоне осеннего пейзажа или рождественских украшений в церкви. «У меня недоброе предчувствие, — пожаловалась мне она. — Я, наверное, даже побледнела».

Сказать по правде, она была столь же бледной, как свёкла, услышавшая дурные новости.

«Вы выглядите гораздо лучше, чем обычно, — сказала я — Впрочем, у вас это легко получается». Прежде, чем до неё дошёл смысл моей реплики, затявкали собаки, поднявшие лисицу, прятавшуюся в зарослях дрока.

— Как же иначе, — усмехнулся Кловис. — Ни один охотничий рассказ не обходится без лисы и зарослей дрока.

— У нас с Констанс были хорошие лошади, — невозмутимо продолжала баронесса, — и поначалу мы без труда следовали за сворой. Однако затем мы уклонились на несколько миль в сторону и некоторое время скакали наугад по пустынной местности. Всё это меня здорово раздражало, и мой темперамент был готов прорваться наружу, но, продравшись сквозь очередную живую изгородь, мы, к нашей радости, вновь услышали собачий лай и увидели в лощине наших гончих, преследовавших добычу.

— А вот и они! — воскликнула Констанс и ахнула: — Но кого же они гонят?

Определенно, это была не лисица, — зверь был более чем вдвое выше ростом, с короткой мощной шеей и отвратительного вида головой.

— Это гиена, — вскричала я. — Должно быть, она сбежала из парка лорда Пабэма.

В ту же минуту гиена остановилась и повернулась к гончим. Их было всего шесть смычек; собаки, очевидно, оторвались от остальной своры, увлечённые необычным запахом, и теперь они, встав полукругом, глупо пялились на свою добычу, не зная, что делать.

Наше появление, надо сказать, подействовало на гиену весьма воодушевляюще, — видимо, она привыкла к тому, что люди всегда обращались с ней хорошо. Это ещё больше обескуражило гончих; наверное, именно поэтому они охотно повиновались прозвучавшему вдалеке призывному звук охотничьего рожка. Констанс, я и гиена остались одни в опускающихся на окрестности сумерках.

— И что теперь? — спросила Констанс.

— А как ты думаешь? — сказала я.

— Мы ведь не можем остаться здесь на ночь с гиеной, — огрызнулась она.

— Не знаю, каковы твои представления о комфорте, но я не согласилась бы остаться в этом месте на ночь даже без гиены, — сказала я. — Давай поедем направо, через лесок. Мне кажется, там проходит дорога на Кроули.

Мы не спеша потрусили вдоль едва заметной в траве колеи от повозки, а гиена весело побежала за нами.

— Как все-таки нам поступить с гиеной? — последовал неизбежный вопрос.

— А как обычно поступают с гиенами? — язвительно переспросила я.

— Мне прежде не доводилось иметь с ними дело, — пожаловалась Констанс.

— И мне тоже, — сказала я. — Если бы мы знали пол животного, ему хотя бы можно было дать имя. Мне, например, нравится Эзми — оно универсально.

Дневного света вполне хватало, чтобы ориентироваться на местности и различать объекты, находящиеся на незначительном удалении от нас, и мы заметили у опушки леса полуголого цыганёнка, собиравшего ягоды с невысоких кустов. Неожиданное появление двух всадниц в сопровождении гиены испугало его, и он зашёлся громким плачем. Видимо, неподалеку находился цыганский табор. В надежде на это мы проехали ещё пару миль.

— Любопытно, чем занимался этот ребёнок? — наконец проговорила Констанс.

— Очевидно, лакомился ежевикой.

— Мне не понравилось, как он плакал, — продолжала она. — Его рёв до сих пор почему-то звенит у меня в ушах.

Я не стала журить Констанс за её мрачные фантазии; этот настойчивый плач, который словно преследовал нас, начинал действовать и на мои и без того напряжённые нервы. Я попробовала подозвать Эзми, трусившего позади нас. Несколькими большими прыжками он поравнялся с нашими лошадьми, а затем опередил нас. Загадка несмолкаемого плача тут же прояснилась: Эзми крепко держал в пасти цыганёнка.

— Боже милосердный! — ахнула Констанс. — Что же нам делать?

Я не сомневаюсь, что на Страшном суде Констанс завалит вопросами любого из экзаменующих её серафимов.

— Что же делать? Что же делать? — продолжала истерически всхлипывать она, в то время как Эзми неторопливо трусил чуть впереди наших утомлённых скакунов.