Нетрудно увидеть, что описываемые исследователями антропоидных обезьян случаи решения задач хотя и опираются на их прежний опыт, на уже прежде сформированные операции или навыки, как это правильно отмечают большинство современных авторов, однако самый характер использования обезьяной ее прежнего опыта заключает в себе нечто совершенно особенное. Это впечатление и создается благодаря действительному своеобразию интеллектуального переноса у обезьян сформировавшихся прежде операций и навыков; способные теперь выделиться в деятельности, они сохраняют, как и прежде, свою зависимость от ее предмета, но не от задачи. Поэтому общность задачи, т. е. не только предмета деятельности, а также и тех условий, в которых он дан, уже не является необходимой для возможности осуществления переноса. Любой пример, взятый из классических опытов с обезьянами, может об этом свидетельствовать. Особенно же ясно это видно в тех случаях, когда животное как раз не в состоянии решить задачу, когда никакой перенос не удается и вся его деятельность сводится к безуспешным пробам.
Обратимся к классическому сравнению в такой сверхтрудной ситуации обезьяны и курицы. Нет надобности повторять обще известное описание поведения последней; это – поведение по методу trial and error*, состоящее из ряда отдельных движений, переходящих одно в другое и постепенно возвращающихся, пока, наконец, они не угасают вовсе. Совершенно иначе ведет себя в подобной ситуации обезьяна. Она тоже делает пробы, но это не пробы различных движений, а прежде всего пробы различных операций, способов деятельности. Так, имея дело с запертым ящиком, обезьяна раньше пробует привычную операцию нажимания на рычаг; когда это ей не удается, она пытается грызть угол ящика; потом применяется новый способ проникнуть в ящик через щель дверцы, затем следует попытка отгрызть рычаг, которая сменяется попыткой выдернуть его рукой; наконец, когда и это не удается, она применяет последний метод: пробует перевернуть ящик [217] . Эта особенность поведения обезьян, которая заключается в том, что они способны решать одну и ту же задачу многими способами, особенно специально подчеркиваемая Бойтендейком, представляется нам важнейшим доказательством того, что у них, как и у других животных, стоящих на этой же стадии развития, операция перестает быть неподвижно связанной с деятельностью, отвечающей определенной задаче, и для своего переноса не требует, чтобы новая задача была сходна с прежней.
Новое отношение, устанавливающееся у высших млекопитающих между операцией, задачей и предметом, не менее ясно обнаруживает себя также в весьма остроумных сравнительных экспериментах В. Фишеля (1935).
Рис. 6. Схема установки в опытах В. Фишеля