Евангелие лжецов (ЛП)

Иехуда почувствовал вырастающую из центра груди боль. Его сердце отяжелело, и он подумал: смог бы я таким человеком, как он? Смог бы я взирать на все вокруг, как на представление, на пантомиму? Пятьсот человек находилось во всем лагере Иехошуа, и кто-то из них говорили, что он был обещанным Мессией, кто-то обсуждал его учения, а кто-то, как Калидорус, просто наслаждался представлением. Путь Калидоруса был самым легким — его присутствие было как глоток свежей воды для горящего сознания Иехуды. Он понимал, что не смог бы быть, как Калидорус, но также понимал, что не мог он развидеть то, что увидел, и перестать знать, то что уже знал.

Он переминулся с одной ноги на другую.

«И кто же я теперь?» вопросил он.

И Калидорусу стало неловко от их ситуации.

«Приходи и оставайся у меня», предложил Калидорус, «когда устанешь следовать за твоим пророком по диким местам, приходи и будешь моим гостем в Кесарии. Спроси любого о моем доме, и они покажут тебе дорогу. Когда все закончится, приходи ко мне».

Он вернулся во внутренний круг измененным. Он обнаружил себя слушающим по-другому. Он смотрел по-другому. Он все чаще и чаще стал замечать Рим. И что слова Иехошуа, и слова его друзей были вызовом Риму.

И в голосе Иехошуа появилась какая-то раздраженность, какой-то гнев. Всегда звучал так? Иехуда стал замечать это только сейчас?

По дороге в Шомрон мужчины и женщины прибежали из своих домов и полей, чтобы увидеть Иехошуа. В одном месте — богатая и плодородная земля, где почва пропахивалась глубокими мягкими волнами, и ячмень вырастал высоким и крепким — мужчина ожидал их прихода, стоя на коленях. Он был богатым крестьянином, что мог заметить каждый, глядя на его обувь и толстый шерстяной плащ поверх его плеч. Но стоял он на коленях у дороги, что-то бормотал, и слезы капали с его щек.

Иехошуа наклонился к человеку. И Иехуде предстал тот прежний Иехошуа, чье присутствие всегда утешало сердце.

Иехошуа медленно покачал головой.

«Не плачь, друг мой», сказал он. «Бог поведал мне, что Он выбрал тебя идти с нами. Пойдем».

Такая просьба была редкой. Хозяйство позади выглядело очень ухоженным. На холме паслось стадо пятнистых овец, охраняемых пастушком. Тот мальчик, возможно, был сыном крестьянина, а овцы — его стадом.

«Мой отец умер», произнес человек, и слезы беззвучно текли по его щекам. «Он умер этим утром как раз перед твоим приходом. Учитель, дай мне твое благословение».

Иехошуа положил свои ладони на плечи мужчины.

«Ты уже благословен», ответил он. «Отец наш уже благословил тебя. Встань и иди со мной. Мы направляемся в Иерусалем. Пошли и не смотри назад».

Мужчина уставился взглядом на Иехошуа. Человек, потерявший отца, подобен человеку, упавшему от могучего удара. Смерть матери — это потеря любви, а смерть отца — это потеря уверенности. Самое высокое дерево в лесу когда-нибудь упадет.

«Я должен похоронить моего отца», заявил он. Говорил он, как показалось Иехуде, совершенно не слыша слов своих. То не было ответом, то было пониманием случившегося. И вновь повторил он. «Я не могу пойти с тобой сейчас, потому что я должен похоронить своего отца. Позволь мне сначала похоронить отца».

Иехуда услышал, как кто-то — ему показалось, что Йеремиа — прошептал соседу: «Это он говорит так с сыном Давида?»

Если бы он мог, Иехуда ударил бы его по лицу, но тут же осознал он, что это было бы опасным. Как же не заметил он ранее, что они дошли до такого, когда любые разногласия стали опасными? Если бы он ударил, то другие сразу бы заявили, что он не верит в то, что Иехошуа был сыном Давида, полноправным наследником на трон Иерусалема. А потом… он не мог представить, что могло случиться после.

Неделей раньше была драка между людьми несогласными в их лагере. Одного человека ударили ножом, и им пришлось оставить его в Рафа’ате, чтобы зажила его рана. Иехуда не думал тогда о том случае. А сейчас он задумался. Что может произойти, если он станет спорить с толпой разозлившихся людей? Он ощутил страх. И стыд за свой страх.

Иехошуа встал на колени и взял в ладони руки крестьянина.

«Ты ли мертв?» мягко спросил он.

Мужчина вытянул одну загрубевшую ладонь из рук Иехошуа и вытер слезы из глаз, озадаченно смотря на него.

«И спрошу я вновь», сказал Иехошуа, «ты ли мертв? И ты говоришь, что должен похоронить отца своего», и затем повернулся он к толпе за его спиной и произнес, стараясь донести каждое слово, «но я говорю», и голос его стал криком, «пусть мертвецы хоронят своих мертвецов. Ты же должен пойти с нами и провозгласить, что Царство Бога здесь!»

Люди за спиной Иехуды радостно закричали, поняв сказанное, как «нет ничего важнее их дела», и люди в далекой толпе, не разглядевшие деталей происходящего, тоже радостно закричали. Добросердечные женщины не кричали, видя, как из глаз крестьянина сыпались слезы, будто спелые фрукты. И Иехуда тоже не кричал.

Иехошуа встал и пошел. Иехуда обернулся и посмотрел на человека в грязи и пыли обочины дороги, кому предстояло похоронить своего отца.