– Это его выбор, – спокойно сказал Игорь. – Если ему своя белоснежность дороже пяти спасенных жизней, он поистине великий грешник и достоин бедствовать вместе с этой планетой.
Катька замолчала.
– Кать, – он встал, подошел к ней и прижал ее к себе. Она вырвалась и отвернулась. – Пойдем смотреть тарелку, – сказал он мягко. – Сейчас, только фонарик возьму.
Сарай стоял в дальнем углу восьмисоточного участка. Из окон веранды лился теплый желтый свет, горело окно у соседа, и видно было, до чего кругом неприютно. Если мобильник тут берет, она немедленно позвонит мужу и скажет, что остается. Нечего и думать возвращаться в такую пору. На этих дорогах они никого не поймают. Тарасовка выглядела сущим краем земли – неясные силуэты убогих домиков, сухие прутья с лохмотьями последней листвы, чавкающая грязь под ногами, да еще и накрапывать принялось.
На двери старого, еле держащегося сарая блестели пять новеньких, блестящих цифровых замков.
– Зачем столько? – спросила Катька.
– Серьезная вещь, запирать надо.
– Да его проще разломать, ты не находишь?
– Разломать его не так просто, – гордо сказал Игорь. – Тут защита все-таки. Попробуй ударить в дверь, можно несильно.
– И что будет?
– Психическая программа дубль пятнадцать будет, вот что, – пробурчал он, набирая коды. – Она у меня стоит за себя – знаешь как? Ты попробуй, правда. Не топориком, не ломиком – просто рукой тресни. Сразу ужас, тоска, желание убежать подальше…
Катька и так чувствовала ужас, тоску и желание убежать подальше. Она робко подошла к стене сарая и хотела ударить по ней, но не смогла. Вместо этого, удивившись себе, она погладила сырые некрашеные доски.
– Убедилась? – спросил Игорь. – Мощная штука. Я даже когда сам дверь открываю, чувствую некоторое сопротивление… Все, можно. Смотри.
Он распахнул дверь. Катька осторожно подошла и заглянула. Пахло мышами и каким-то рассыпанным удобрением, смутно белевшим на полу.
– Погоди, я фонарик включу.
Он достал «вечный» фонарик с синеватым мертвенным светом и направил его в глубь сарая. Катька на всякий случай ущипнула себя за руку. Она не знала, что ожидала увидеть, да и вообще ничего уже не понимала.
Среди рулонов рубероида, белых пустоватых мешков неясного назначения и грязных лопат с потрескавшимися черенками стояла большая садовая лейка.
– Ну? – гордо спросил Игорь. – Форма, по-моему, идеальная. А ваши всё – тарелка, тарелка… Я ж тебе говорил – аппарат должен быть обтекаемой формы. Вертикально ориентированный.
Тут она поняла, на что был похож летательный аппарат на его карточке с голограммой: длинный цилиндр с косо отведенной от него трубкой и чем-то вроде ручки сбоку. Да, конечно. Конечно, это она.
Некоторое время они молчали: Игорь – гордо, любуясь главным сувениром с Альфы Козерога, а Катька – устало. Все было понятно. Все-таки надо как-нибудь уехать домой. Господи, как глупо. Когда я уже стану взрослым человеком.
– Нравится? – спросил он.
– Очень удобно, – сказала она. – Отличная штука. Поливать, а особенно заливать – просто незаменима.
– Ну правильно, а ты чего ждала? Что тут стоит инопланетное чудо, лампочками мигает? Нет, Кать. Все предусмотрено. Система консервации, последнее слово. Форму сохраняет, а все остальное… У нас же серьезно, Кать. Не по-детски.
Катька еще некоторое время посмотрела на лейку, потом повернулась к нему и крепко его поцеловала.
– Я очень тебя люблю все-таки, – сказала она. – Ты себе не представляешь, что я сейчас чувствую.
– Мне бы хотелось, чтобы некую гордость за Альфу, – сказал он самодовольно.
– Нет. Нет, Игорь. Ужасное облегчение, просто колоссальное. Понимаешь… если бы тут действительно стояла тарелка, если бы я хоть вот на столечко допускала… это значило бы, что в мою жизнь вторглось нечто невероятное. Ведь это ты перевалил на меня такой груз, а в случае отказа шантажировал собственной гибелью. А теперь ничего этого опять нет, и нет никакой тарелки. Я даже не сержусь, что ты так заигрался. Я давно хотела выехать из Москвы на воздух. Ну вот, выехала. Теперь можно жить. Отличная вещь, правда. Можно, я ее подержу?
– Ты что! – заорал он. – Ни в коем случае!
Но Катька его уже не слушала. Она подскочила к лейке и, не ощущая ни малейшего психологического барьера по системе дубль пятнадцать, схватилась за ручку. Поднять тарелку, однако, было нельзя. Катька старалась и так и сяк, – лейка была необычайно тяжелой, она не могла сдвинуть ее даже волоком.
Это было ни на что не похоже. Она в последний раз дернула ее за ручку и отступила.
– Тяжелая, – сказала Катька жалобным голосом.
– Нет, ты еще попробуй, – сухо предложил Игорь. – Давай, давай. Мультизатор оторви к чертям… не жалко! Стабилизатор отломай… трансвольтаж… А может, еще пнем ее как следует? А? Вещь крепкая, выдержит!
Он с маху пнул лейку. Раздался гулкий пустой звук, в ту же секунду на соседнем участке вспыхнули красные искры над крышей дома, и в дядь Колиных окнах погас свет. Погас он и у них – электричество отрубилось по всей улице. Горел только голубоватый Игорев фонарик.