– Ну давай. – Дядь Коль явно хотел сказать еще что-то, но не знал как; когда такие люди хотят привести последний и безоговорочный аргумент в свою пользу, они приписывают к заявлению «Прошу в моей просьбе не отказать». Природная деликатность не позволяет им внятно предложить: «Отдай мне твое, у меня на него больше прав, я лучше тебя умею обращаться с землей и стройматериалами, и все это мое, а твое только случайно. В принципе ты бы мне должен отдать это бесплатно, я сам могу взять, если захочу. Но я предлагаю тебе десять тысяч, хотя таких цен за участок с домом давно не бывает. Отдай, хуже будет».
Игорь кивнул соседу и шагнул на бетонную дорожку.
– Заходи, Кать. Приехали.
Сосед пошел к себе, только когда Игорь закрыл калитку и защелкнул шпингалет.
– Ну что, – спросила Катька, – ты продашь?
– Через неделю-то? Даром отдам. Через неделю я отсюда – фью!
– И где она у тебя?
– Вон, в сарайчике. По домам лазят все-таки, а в сарай кто полезет. Там же один инвентарь. Погоди, сейчас я дом открою.
Он долго возился еще и с этим замком, тоже ржавым. Наконец дверь открылась, в доме пахло старым сырым деревом и затхлостью.
– Входи. Я сейчас пробки вкручу.
– Слушай. Может, мы сразу посмотрим… и домой?
– Нет, мать. Вы, земные женщины, выносливы, а я не потяну. Мне надо чаю попить и в себя прийти. Часа через два поедем.
– Через два часа тут будет полный мрак.
– Ну, дорогу-то я знаю! На станцию пойдем, может, ходит что…
Катька опустилась на плетеный диван и только тут почувствовала, как у нее гудят ноги. Вообразить, что в сарае, в пяти метрах от нее, стоит и ждет своего часа летающая тарелка, она не могла, но Игорь вел себя с подозрительной уверенностью. Достигнув наконец цели путешествия, он резко повеселел. Зажегся свет, в доме стало уютней, Катька рассмотрела обстановку – сплошь убогую, годов шестидесятых: занавесочки в веселых треугольничках, такой дизайн был в моде как раз тогда. Тахта, шкаф, битком набитый старыми журналами, открытый ящик со сломанными игрушками, электроплитка, радиола «Серенада» рижского производства.
– Тут старикан жил, – сказал Игорь. – У него с годами прогрессировала тяга к одиночеству, и родня продала дачу. Он сейчас все больше в Москве по больницам. Сюда, говорят, просится, но его уже не пускают. Он тут жил, ничего не делал на участке, заросло все, как я не знаю. А занимался только тем, что чинил радиолу и читал «Технику – молодежи». Вон, весь шкаф забит. Я знаешь что думаю? Что у него тут живет домовой, тоже старикан. Что он в его отсутствие вылезает и чинит радиолу, а когда починит, тоже уедет в Москву. Докладывать хозяину. Я думаю, это будет очень усовершенствованная радиола. Она, возможно, даже взлетит.
– А игрушки чьи?
– Откуда я знаю. Может, его собственные. Играл тут. Погоди, я за водой схожу. Водопровода нет, прошлой зимой трубы разорвало.
Он вышел куда-то и вернулся с полным цинковым ведром, потом включил электроплитку, поставил на нее мятый алюминиевый чайник – все это спокойно и буднично. Катька сидела в странном оцепенении, понимая, что от нее теперь ничего не зависит. В доме было холодно, изо рта шел пар.
– Погоди, я натоплю сейчас. У него тут электрокамин, а в комнате печка. Полчаса не пройдет – разогреется до тридцати.
– Вы что, не могли каких-нибудь специальных устройств понаставить? Чтобы постоянную температуру поддерживать?
– А зачем?
– Ну… не знаю… Чтобы тарелка не замерзла.
– Она и так не замерзнет. У меня же тосол залит.
– А… Она что, тоже на тосоле?
– Она на фотонных двигателях, но тосол все равно нужен. Именно чтобы не замерзала.
– Да. Интересно. Ну а в доме? Какое-нибудь простое фотонное устройство, чтобы за три минуты разогреть все?
– Мать, да какая же древесина выдержит такой разогрев? В деревянном доме оптимальный вариант – печка. Ты хочешь, чтобы у меня рассохлось все?
– Да, точно. Ну ладно. А почему я не вижу никаких атрибутов роскошной инопланетной жизни? Сувенир там или портрет дорогой мамы?
– Портрет дорогой мамы у меня в компьютере.
– Просто, понимаешь… должна же я подготовиться. Ты ведь нас познакомишь?
– А как же.
– А что-нибудь на память об Альфе Козерога?
– Ну Кать. Что ты как ребенок. Это все равно что Штирлица спрашивать: скажите, Отто, почему у вас портрета Сталина нет на стеночке? Или фото Шурочки?
– Я думаю, фото Шурочки у него где-нибудь висело, в старом немецком костюме, чтобы в случае чего выдать за прабабушку. А его правда звали Отто? Мне всегда казалось, что Макс.
– Макс его звали в России. – Он заварил мятный чай в фарфоровом, очень старом чайничке, достал две кружки и банку сгущенки.
– Это я еще летом запас. Сейчас открою.
– А когда мы пойдем смотреть?
– Попьем чаю и пойдем. Мне еще с ней, между прочим, возиться не меньше получаса. Смазать все узлы и вообще. Так что сперва чай.
– Мне прямо, знаешь, не терпится.