Но единственный способ сделать это – разделить разум. Вот только имплант уже работает на износ. И я не уверена, что справлюсь с дроблением. Что я вообще смогу разделить разум в таком ослабленном вирусом состоянии. Мне уже кажется, будто мой мозг набит ватными шариками, а если лихорадка усилится, я вообще не смогу мыслить разумно.
Схватив один из кабелей, я вставляю его в манжету и падаю в кресло. Интерфейс генкита тут же вспыхивает перед глазами, но строчки расплываются перед глазами из-за лихорадки.
– Чтобы закончить код, мне придется раздробить разум, – говорю я. – А инфекция быстро отнимает у меня силы. И чем дольше мы тянем, тем сложнее мне придется.
Глаза Лаклана сужаются, но он решает промолчать и вместо этого принимается раздавать кабели остальным. Никому не нравится идея вновь подключиться к генкиту, но мы пришли сюда не ради эксперимента. И все прекрасно понимают, что стоит на кону. Так что Коул, Анна и Леобен прижимают иглы к своим панелям, а Зиана подключает кабель к единственному металлическому разъему, находящемуся у нее в груди, который поместили туда для анализа ДНК. Я откидываю голову на спинку и погружаюсь в файлы генкита, пытаясь отыскать данные с клона Катарины.
– Хорошо, я сейчас отправлю вам запросы на подключение, чтобы затем провести анализ, – говорит Лаклан, как только его глаза стекленеют. – Это позволит нам отделить вакцину от остальной части кода. Будет немного неприятно, но боли вы не почувствуете.
Неприятный гул расползается от панели вверх по руке. Я ощущаю это… это напряжение, которое сковывает мышцы и вызывает мурашки на коже. Я пытаюсь отгородиться от него, спрятаться в укромном месте, в центре своего разума, где горит одинокий, непоколебимый огонек. Но тут мне на панель начинают поступать данные с клона Катарины, и огонек превращается в костер.
– Получается, – бормочет Агнес, но ее голос едва слышен из-за шторма, бушующего у меня в голове.
Они с Лакланом прогоняют код через меня и остальных подключенных к генкиту, чтобы собрать вакцину воедино. Результаты их совместной работы строчка за строчкой появляются у меня перед глазами, готовые к следующему шагу.
Два потока данных одновременно прокручиваются у меня перед глазами. А значит, пришло время соединить их в единый код.
Напряжение, сковывающее меня, слегка ослабевает от понимания, что у нас все получается. Стена, что разделяет наши с Катариной разумы, не так устойчива, как раньше, но все еще держится. Я давлю на спайку в своем сознании и пытаюсь разделить свои мысли на два отдельных потока. Вот только изображение лаборатории не удваивается, а у сидящих и стоящих на коленях рядом со мной людей не появляются двойники. Вообще ничего не происходит. Я хмурюсь и давлю на спайку сильнее. От усилий у меня перехватывает дыхание, но все равно ничего не выходит. Данные, полученные от клона Катарины, прокручиваются у меня перед глазами, и я вновь отыскиваю скрытую спайку, удерживающую мой разум, а затем со всей силы давлю на нее. И вновь неудача.
Все, чего мне удается добиться – усилившейся дрожи и ноющей боли, терзающих тело. Мне удается собрать каркас кода из данных, полученных от клона Катарины, но сам по себе он бесполезен. Необходимо объединить его с вакциной, и единственный способ сделать это – дробление. Я стискиваю зубы и решаюсь на еще одну попытку, от которой простреливает основание черепа.
Я чувствую, как появляются трещины на стене, разделяющей наши с Катариной разумы, отчего ее трехмерная проекция начинает мерцать сильнее. В ее глазах не отражается ни единой эмоции… но она явно страдает, и от понимания этого холод пронизывает меня до костей. Дело не в инфекции и не в дроблении. Она лгала мне. Имплант ослаблен сильнее, чем я предполагала. И вскоре раздавит ее.
Она не переживет это. И погибнет.
– Катарина, – выдыхаю я, когда перед глазами все расплывается вновь. – Кэт, что происходит?
Она лишь качает головой:
– Я в порядке. У тебя почти получилось. Не сдавайся!
Я вновь пробую раздробить разум, но ее лицо вспыхивает перед глазами, сбивая с концентрации.
– Ты должна раздробить разум! – кричит она. – У нас не будет другой возможности!
– Нет, я не хочу потерять тебя! – дрожа все сильнее, отвечаю я.
Катарина зажмуривается на мгновение, а затем открывает глаза, и шторм в моем сознании внезапно стихает. Ее проекция то появляется, то исчезает, но я старательно давлю на спайку в своем разуме. Мои мысли начинают делиться, словно к пламени, горящему внутри, подносят зеркало.
– Ч-что ты делаешь? – спрашиваю я.
Она смотрит на меня широко раскрытыми серыми глазами, которые так выделяются на ее побледневшем лице.
– Я знаю, что делаю, – шепчет она. – Знаю, как спасти нас.
– Нет! – кричу я, вцепившись в подлокотники кресла. – Не вздумай жертвовать собой ради спасения этого мира! Терпи!
– Я не стремлюсь спасти мир, – неуклюже вставая на ноги, говорит Катарина. – Я спасаю вас… всех вас. Вы моя семья, и я просто обязана это сделать.
Ощущение от ее присутствия нарастает, вновь порождая шторм, который обрушивается на разделяющую наши разумы стену.