Этот дождь решает всё

– Знаешь, я очень люблю море. Точно знаешь, ты же рисовала меня тогда, у воды. – Я смутилась, а Стас опустил голову еще ниже, практически кладя ее мне на колени, и переплел свои пальцы с моими. – Это пришло еще в раннем детстве, от мамы… Она всегда приводила меня на море и говорила: там, далеко-далеко, у самого горизонта, остаются все любящие море: мои прабабушка и дед и многие-многие другие… Обещала, что она тоже когда-нибудь будет там, и я буду смотреть на волны и знать: мама по-прежнему со мной, пусть не рядом. Со смехом порой говорила, что жаль, нельзя, когда придет ее время, шагнуть в воду и раствориться морской пеной. А я проникся.

Красиво – и почему-то болезненно. Главное в рассказе еще впереди, и, боюсь, после такого начала мне он не понравится. Стас покачал головой, я же, не зная, как еще подбодрить, крепче сжала его пальцы. Может, и зря я начала этот разговор? Но жалкая, очарованная Соломинцевым душонка была в восторге, что теперь я знаю о нем гораздо больше, чем все фифы из отдела.

– Самое забавное, что так и случилось на самом деле, – продолжил Стас. – Она работала криэйтером в нашей фирме, писала сюжеты про волшебство, сказки и волны. Была такой нежной, ранимой и романтичной, а ради вдохновения частенько уходила на яхте в открытое море. В основном, одна…

Стас замолчал всего на пару мгновений, но и этого мне хватило, чтобы заметить боль на его лице. Только говорит, что не больно.

– Она попала в сильный шторм, мы с отцом всю ночь и пару следующих дней терроризировали береговую службу, но ничего, а потом… обломки нашли, ее – нет.

– И ты все равно любишь море? – Я содрогнулась. Если бы такое произошло с моей дорогой мамочкой, я никогда бы больше не смогла видеть воду.

– Я верю ей. – Стас тихо, горько рассмеялся. – Она где-то там, растворилась морской пеной, все еще со мной, пусть и не рядом.

Я рвано выдохнула и все же протянула свободную руку, запуская пальцы в волосы Стаса, осторожно перебирая пряди. Наши соединенные ладони стискивали друг друга так, что пальцы побелели и дрожали. Тело сковало, тяжелый камень на сердце мешал ему биться. Как больно… я вновь всхлипнула, глаза перестало жечь, потому что слезы все-таки вырвались.

– Энжи? – Стас заглянул мне в глаза. – Не нужно, все в порядке, я же сказал.

Но я не могла остановиться. Я смотрела на наши переплетенные пальцы и чувствовала, как сильно Стас скучает. Но говорит правду. Все в порядке. Больно, страшно, но в порядке. Его жизнь продолжается, она вся впереди, не стоит ломать ее из-за смерти родного человека. Разумный, давно повзрослевший мальчик. Почему я только сейчас разглядела это? Почему не смогла раньше найти тебя за шутом и монстром?

– Энж… – хрипло шепнул Стас. – Энжи…

Осторожное прикосновение губ к подбородку – Стас запрокинул голову, чтобы достать до моего лица. Еще один невесомый поцелуй, ближе к уголку губ. Ладонь легла на мою щеку, умоляя приблизиться, и я, завороженная взглядом серых глаз, чуть склонилась, отвечая на поцелуй – нежный и ненавязчивый, дразнящий. Совсем не такой, как прошлый.

Когда воздуха перестало хватать, я кое-как заставила себя отстраниться и запрокинула голову в надежде отдышаться. Но губы Стаса, изучающие поцелуями мою шею, не оставили никаких надежд на нормальный вдох – я жадно хватала лишь жалкие крупицы воздуха, сердце лихорадочно колотилось. Это не Соломинцеву здесь стоит успокоительное пить, а мне. Стас встал на колени и упирался руками в стену по обе стороны от меня, но сейчас этот плен не пугал. Какая-то моя часть, окончательно позабывшая, что такое разум, наслаждалась им.

– Энжи. – Шепот вызывал сотни мурашек по телу, так же, как и губы, едва касающиеся мочки уха. – Я хочу спросить…

Именно это время выбрал мой мобильный, чтобы разразиться безумной трелью. Одна из ладоней Стаса соскользнула с гладких кухонных обоев, он попытался удержать равновесие и кое-как ухватился за столешницу, чудом не свалившись на меня. Он аккуратненько сел на пол, обхватив голову руками, и качественно выругался. Я мысленно поддержала его такими же витиеватыми ругательствами. Черт, Энжи, ты что устроила? Совсем котелок не варит? Втюриться – это одно, а расклеиться и растаять – другое. Я, вскочив со стула, кинулась к сумочке. Звонил дед. Наверное, волновался, куда я подевалась, так что пришлось ответить.

– Да, дедуль? Нет, все отлично, я тут просто задержалась. Ага, с подругой. – Врать не хотелось, но не могла же я признаться, что только что целовалась с Соломинцевым. Не уверена, что новость вызовет восторг. – Сейчас буду, на ужин не опоздаю, не ворчи.

Я отсоединилась и облегченно выдохнула. Стас так и сидел на полу, глядя на меня печальными глазами. Предательское сердце опять екнуло, в душе разлилось тепло, и даже мозг нагло капитулировал. Ты влюбилась, Энжи. Признай это и бери от жизни все, хотя бы временно. Эта сказка о принцах, которые бывают бабниками, пока не найдут свою единственную. Ты не обязательно станешь ей, но попробовать можно? «Лови, покуда свободен»?

– Ты не ушибся? – Я протянула Стасу руку, помогая подняться.