Это жизнь

–Да уж, ровесники. Подумала Алька, она была старше его на 12 лет. Он взял её ладошку, посмотреть линии жизни и вот, уже через несколько минут, он целовал её пальчики, один за другим, по очереди, заискивающе глядя в её глаза. Он целовал её ладони, руки, она ощущала на своей руке его теплое дыхание, его поцелуи продвигались по руке всё выше и выше, и он ей тихонько пел:

–Ты, теперь я знаю, ты на свете есть, и каждую минуту тобой живу, тобой дышу, и во сне, и наяву. За свои 47 лет она не помнит, чтобы кто-то, так нежно, так ласково, целовал ей руки.

–А, нет, вспомнила, Витя, в кинотеатре, тоже каждый пальчик целовал, но тогда нам было по 16 лет.

Альке было так неловко, ей казалось, что все люди смотрят на них. Альке принесли счёт, он как-то сразу отстранился от неё, отвернулся, как будто и не знал её вовсе. Ей стало так неприятно, что он не заплатил за неё, эти сущие копейки. Она встала и вышла из кафе, он за ней.

–А куда мы идём?

–Я домой.

–А я?

–Не знаю.

–Я думал, что мы идём к тебе домой.

–Прощай.

–Но почему? Почему прощай? Постой.

Алька пришла в свою пустую, одинокую квартиру, где её здесь давно никто не ждёт. Она ещё ощущала на своих руках его поцелуи, его теплое дыхание. В ушах слышался его тихий, ласковый голос. Она легла на диван и ревела во весь голос, её тело, так мечтало о продолжения этих ласк, всё её тело горело в желании, в нежности. Она не то что истосковалась, она даже не знала, что бывают такие нежные, ласковые мужчины. Она его уже полюбила, она ругала себя, за своё строгое воспитание, за свою скромность, за своё целомудрие. Ведь она была женщина, и ей, как любой женщине, хотелось внимания и любви, ласки и простого женского и материнского счастья.

–Сколько лет молодости потеряно. Как вода, утекают мои годы, без любви, без внимания, без радости. Она решила, что завтра же вечером пойдёт в это кафе, встретит его, попросит прощенье, пошлёт подальше свои предрассудки и будет счастлива. Несколько вечеров подряд она ходила возле кафе, ждала, искала глазами, но так его больше и не встретила.

ОДИНОЧЕСТВО

Алька иногда на выходные, на пару часов, заезжала к Глебу. Он уже не хотел возвращаться к Альке.

–Мне нужно время, подумать.

–Сколько тебе нужно времени? Я буду ждать.

–Месяц. Алька приехала к нему через месяц. Он опять ей сказал, что ему ещё нужно время, и что если он переедет, то будет жить с ней, как брат с сестрой. А свекровь ей сказала:

–Что ты бегаешь за ним, ты же видишь, что он не хочет с тобой жить. Алька была в отчаянии.

Однажды вечером она ходила по пустой квартире и думала, как было бы хорошо головой биться о стены. Чтобы эта глупая голова забыла его наконец. Чтобы ни одной мысли о нём не осталось, просто ходить и бить, и бить головой. Она попробовала.

–Больно. Сначала больно, а потом можно привыкнуть и просто бить, и бить, чтобы выбить всю любовь, эту никому не нужную. Эту не нормальную, освободиться от неё, а если повезёт, то сдохнуть и уйти из этого мира. В котором меня никто не любит. В котором я никому не нужна. А может даже никто и не вспомнит, и даже не заметит, что меня больше нет. Но она подумала, что наверно будет кровь на стенах, будет в гробу некрасивое, раздутое лицо, да ещё подумают, что она была сумасшедшая. Так она и уснула, в своих раздумьях, сидя в кресле, свернувшись калачиком.

Опять вечер. Опять слезы. Алька подошла к иконам. Не зная зачем, взяла в руки икону Иисуса. Долго пристально смотрела на неё, и вдруг увидела в лике Иисуса сходство с лицом Глеба.

– Боже. Я точно схожу с ума. А может, так мне хотят показать, что бы я не расставалась с Глебом. Но ведь он сам теперь не хочет возвращаться, всё, пути назад нет. Он уже три месяца канючит, да и смысл. Он ведь не хочет жить семьёй, а как брат с сестрой. Так мы и раньше так и жили, я уже давно к нему не пристаю. И то, он ещё видите ли не решил, измором берёт. Интересно? Встречу ли я кого ни будь, когда ни будь? Или так и сдохну, в полном одиночестве, как собака, в пустой квартире.

–Почему же мне так не везёт с мужчинами. И умница, и красавица, но вот попадаются одни вывороченные, а где хорошие мужчины? Или они все такие. Вот если бы секс Влада, и спокойствие Глеба, можно было бы бороться за него, они ведь полная противоположность. Влад с пустыми, бесцветными глазами, у Глеба глаза спелой вишни. Влад маленький, толстенький, лысенький, страшненький. Глеб высокий, стройный, красивый. Влад недалекий, с ним не о чем говорить, Глеб интеллектуальный, интеллигентный, с ним можно говорить о высоком, о духовном, обо всём, когда не пьяный. Влад всегда унижал, оскорблял, старался испортить настроение, матерился, Глеб уважал, говорил, что любит.