Это внутри

Дина не слышала, чтобы мама хоть раз назвала отца Перси. Только полным именем Персиваль, будто подчеркивая масштаб личности. Профессор-филолог, сотрудник нескольких известнейших университетов мира редко оставался дома дольше, чем на неделю, пока Дина была маленькой. Его портрет украшал собой блестящие обложки научных журналов и резную доску в баре Эдельвейс, на которой висели портреты почетных граждан Рокки-Лейк. Последнее внушало маленькой Эванс гораздо большее благоговение, чем непонятные слова академических трудов. Дина мечтала стать похожей на отца. Быть может, тогда они, наконец, смогли бы поговорить? Девочка любила надевать старые очки Персиваля и представлять себя участницей конференции по древним языкам, где-нибудь в Анкаре или Мумбаи, откуда Персиваль изредка привозил сувениры. Вот они с отцом выходят на сцену, и весь зал, затаив дыхание, слушает о необыкновенном открытии профессора Эванса. Потом он берет ее на руки и рассказывает, как гордится вкладом дочери в науку.

Если полученная в школе оценка оказывалась ниже А, Дина страшно переживала, хотя дома никто не ругал ее за это. Мать была так поглощена хозяйством и волонтерской деятельностью, что на дочь у нее не оставалось времени, а отец парил на такой недосягаемой высоте, что едва замечал присутствие их обеих.

Мэри Эванс, в отличии от великого мужа, не имела законченного высшего образования. Когда они познакомились, Мэри училась на первом курсе, хотела стать социологом, но властный и настойчивый Персиваль Эванс, преподаватель с факультета филологии, уже тогда подававший большие надежды, предложил ей свою руку и сердце и запер в уютной горной долине, в домике с голубой крышей, где прошло его собственное детство.

Мэри вложила всю свою страсть в создание идеальных условий для гения, не сомневаясь, что вскоре фамилия Эвансов станет всемирно известной. Когда это произошло, Мэри нашла новое применение своей энергии и стала активным участником разнообразных добровольческих организаций. В дом непрерывным потоком текли люди, нуждающиеся в помощи и совете, Мэри пришлось перестроить летнюю кухню, чтобы многочисленные посетители не мешали Персивалю, когда он работал дома.

Мэри с юности увлекалась травничеством и успешно лечила мелкие недомогания сборами собственного приготовления. Даже доктор Вернер, врач, практиковавший в те времена в Рокки-Лейк, иной раз заглядывал за сушеными листьями пассифлоры и пустырника, настой из которых помогал ему заснуть.

Девочка часто играла на полу кухни, рядом со столом, за которым мать принимала гостей, неизменно предлагая каждому чашку чая с выпечкой. Когда заварник пустел, Мэри вручала дочери потертый металлический чайник и посылала в дом за новой порцией воды. Вернувшись, Дина частенько видела, как посетитель или посетительница спешно вытирают слезы, замолкая на полуслове. С течением времени гости перестали стесняться, и едва замечали девочку, тихо звеневшую у ножки стола кукольной посудкой или укачивающей игрушечного медведя.

Дина восхищалась матерью, той любовью и доверием, которым дарили ее все эти люди. Когда она подросла и прочла книги о Муми-Троллях, то сразу подумала о том, как Муми-Мама похожа на Мэри. И это причиняло Дине боль. Когда мать усаживала дочку перед собой и спрашивала, как прошел день, Дина чувствовала себя прозрачной, на этом самом месте сидели десятки других людей, смотрели в глаза Мэри, слышали те же фразы, видели неизменно сочувственное выражение лица, ощущали тепло улыбки. Добрые слова и взгляд, заставляющие других делиться сокровенным, внушали Дине смущение. Она стыдилась этого, терялась, сидела как на иголках, стараясь скорее сбежать и закрыться в комнате.

При выборе профессии у нее не возникло никаких сомнений. Медицинский факультет являл собой возможность обогатить мир науки, как отец, и стать для людей источником помощи и поддержки, как мать. Но уже на первой стадии практики Дина вынуждена была признать, что не оправдывает своих собственных ожиданий. То, что выглядело просто и понятно в книгах, в живом человеческом организме внезапно превращалось в запутанный лабиринт, оставляющий слишком много возможностей для допущений и ошибок. Дина, которая могла мгновенно сказать, на какой странице справочника находится та или иная информация, оказавшись в очередном тупике, чувствовала себя раздавленной. Никчемным дилетантом, не способным поставить простейший диагноз.

С людской любовью тоже было непросто. Встреча с реальными пациентами оказалась тяжким испытанием и заставила Дину отказаться от множества иллюзий. Вместо сочувствия и готовности помочь она часто испытывала раздражение и даже злость. Милых людей, вежливо и смиренно ждущих помощи всемогущего доктора, оказалось мало. В основном страждущие воспринимали врачей как шарлатанов либо относились к медицинским работникам как к рабам, обязанным беспрекословно выполнять любое пожелание.