Это случилось в Виши

Лебо. Я не стыжусь того, что я еврей.

Ледюк. Почему же вы чувствуете себя виноватым?

Лебо. Не знаю. Может, потому, что они рассказывают про нас такие гадости, а ответить невозможно. А когда это длится годы и годы, то сам… Не скажу, что сам начинаешь верить, но… нет, немножко все-таки веришь! Смешно, я говорил родителям все, что вы говорите нам. Мы могли уехать в Америку за месяц до прихода немцев. Но они не хотели уезжать из Парижа. У нас была эта самая никелированная кровать, ковры, занавески, словом, всякий хлам. Вот как у этого типа с его Сирано. Я им говорил: «Вы же делаете именно то, чего они хотят!» Но люди не желают верить, что их могут убить. Только не их, с их никелированными кроватями, коврами и вот такими «внешними данными».

Ледюк. Но вы-то верите? Мне кажется, что и вы сами не верите.

Лебо. Верю. Меня утром схватили только потому, что я… Я всегда гуляю по утрам, прежде чем сесть за работу. Вот и сегодня мне захотелось, чтобы было как всегда. Я знал, что не должен выходить. Но ведь ужасно надоедает верить в правду. Надоедает видеть все, как оно есть.

Пауза.

Я всегда по утрам запасался иллюзиями. Я никогда не умел писать то, что вижу, я писал только то, что мог вообразить. И сегодня утром, какая бы ни грозила опасность, мне во что бы то ни стало надо было выйти, побродить, поглядеть хоть на что-нибудь, как оно есть, а не на то, что у меня в голове… и едва я свернул за угол, как этот сукин сын, этот ученый нелюдь вылез из машины и потянулся к моему носу…

Пауза.

Я, может, и умру. Но иногда так все надоедает…

Ледюк….что неплохо и умереть?

Лебо. Пожалуй, да.

Ледюк(оглядывая их всех). Стало быть, всех тех, кто обманывал себя или жил без всяких иллюзий, в расцвете сил или в минуту усталости, – всех приучали к мысли о смерти. И евреев и неевреев.

Монсо. Вы продолжаете меня травить. Если вы желаете покончить самоубийством, пожалуйста! Но не втягивайте в это других. В каждой стране существуют законы, и всякое правительство заставляет им подчиняться. Прошу вас учесть, что я не принимал участия во всех этих разговорах.

Ледюк(рассердившись). Не у всякого правительства есть законы, карающие людей за принадлежность к какой-то расе.

Монсо. Нет уж, извините. Русские карают буржуазию, англичане – индусов, негров – всех, кто попадется им под руку, а французы, итальянцы… во всех странах карают кого-нибудь за принадлежность к какой-то расе, даже американцы – посмотрите, что они делают с неграми. Огромное большинство людей карают за принадлежность к какой-то расе. Что же вы им всем советуете – покончить самоубийством?

Ледюк. А что им посоветуете вы?

Монсо(пытаясь убедить себя в своей правоте). Я считаю, что, если я уважаю законы, меня никто не тронет. Закон может мне не нравиться, но он явно нравится большинству, иначе его бы отменили. Я сейчас говорю о французах, их в этом городе больше, чем немцев, раз в пятьдесят! Полиция тут французская, а не немецкая, этого нельзя забывать. И если бы каким-нибудь чудом вам и удалось свалить часового, вы окажетесь в городе, где вам не поможет даже один из тысячи. И не потому, что вы еврей. А потому, что так устроен мир. И перестаньте оскорблять людей, толкая их на отчаянные поступки.

Ледюк. Короче говоря, раз в мире царит равнодушие, вы готовы спокойно, с достоинством ждать, пока вам прикажут снять штаны?

Монсо(в страхе и бешенстве встает). Хотите знать мое мнение? Я считаю, что все наши беды из-за таких, как вы! Из-за вас у евреев репутация бунтовщиков и скептиков, которые вечно ко всем придираются и всем недовольны.

Ледюк. Тогда я признаю свою ошибку: вы надписали свое имя на запрещенных книгах не для того, чтобы как-то оправдать свой отъезд из Парижа и спасти свою жизнь. Вы это сделали, чтобы вас схватили, прикончили и наконец-то избавили от мучений. Ваша душа полностью оккупирована противником.

Монсо. Если мы с вами еще встретимся, вы мне заплатите за эти слова!

Ледюк. Полностью оккупирована! (Опускает голову на руки.)

Мальчик(протягивает кольцо фон Бергу). Вы передадите? Улица Шарло, дом девять.

Фон Берг(с глубоким волнением). Постараюсь.

Берет кольцо. Мальчик сразу же встает.

Ледюк. Куда ты?

Мальчик очень напуган, но в приступе отчаяния он бросается на цыпочках в коридор и заглядывает за угол. Ледюк встает, хочет оттащить его назад.

Нельзя: это выйдет только втроем, не меньше…

Мальчик вырывается и бежит по коридору. Ледюк, мгновение поколебавшись, идет за ним.

Обожди! Обожди минуту! Я с тобой.