это разве не инцест?

И больше раздражало даже не то, что отец будет с ней, и не то, что узналось об этом от мамы, и не то, что ужин, который в лучшие-то годы был сомнительным развлечением, обещал стать невыносимым, и не то, что Натта проспойлерила свой подарок от нее в сториз, в которые периодически заглядывала с рабочего аккаунта, чтобы не светиться самой, а то, что подарок был отличным.

– То есть погоди, твоя бывшая встречается с твоим же отцом, и тебя беспокоит, что она сумела выбрать идеальный шарф? – спросил Карл, ее текущий, и – хотелось бы верить, потому что он был очень уж славным – долгосрочный партнер.

Натта скривилась – это была больная и порядком утомившая ее тема. Раньше да, раньше она рассказывала всем, кто был готов слушать, но теперь у нее не было ни желания это делать, ни каких-то сильных чувств по вопросу.

– Понимаешь, проблема не в шарфе и не в отце, а в том, что мне теперь придется выдумывать подарок для нее, а это уже дело ужасное.

Это была почти не-неправда, в подарках Натта была не сильна. Зато была сильна в подборе партнеров (возможно, минус мисс очевидное исключение) – Карл сделал какао, набросил на них обоих плед и сказал:

– Значит, давай придумывать вместе.

Не зря он был креативным директором, подарок понравился Натте, и были шансы, что он понравится ей.

*

– Ну что значит, ты в порядке, – настаивала мама во время обеденного перерыва, каждого (!) обеденного перерыва, – что значит, тебя это не беспокоит?

– То и значит, мама. Меня не беспокоит, и тебя не должно бы – а ты ведешь себя так, будто бы он оставил тебя ради нее, и между вами двумя не было его бухгалтера…

– Не смей даже упоминать эту стерву!

Мама всегда впадала в ярость, если кто-то упоминал отцовский роман с бухгалтером, и Натта пользовалась этим, потому что сил обсуждать поездку оставалось все меньше.

*

– А если не ехать? – интересовались подруги за вечерним вином, когда разговор неизбежно переходил к этой теме.

– Понимаете, – снова и снова объясняла Натта, – тут такое дело. У меня полное бинго – новая машина, новая работа, новый партнер и даже медосмотр я в этом году просто для проверки сделала. Идеальный момент для встречи с родственниками, лучше уже не будет. И это, может, даже неплохо, что она там поприсутствует, чтобы все они окончательно убедились, что я в порядке.

Подруги заметно сомневались, но что толку сомневаться, Натта решила, и хотела вина с поддержкой, а не чтобы ее отговаривали от поездки.

*

Ежемесячная напоминалка – позвони бабушке – сработала во время совещания, но вот ведь какая Натта была молодец в последнее время, она не просто смахнула ее, а отложила, и потом, когда собрание кончилось, позвонила. Сегодня был неплохой день. Бабушка рассказала, как здорово погуляла, посмотрела фильм (переносной плоский телевизор, представляешь, Натточка?), даже немного пересказала его, похвасталась обновками для семейной встречи, и тут, когда Натта расслабилась, а дело дошло до расспросов о том, как у нее дела, случилось неожиданное.

– А как там твоя симпатичная девушка? – спросила бабушка.

– Кто? – переспросила Натта и вдруг осознала, когда мама и тетя говорили, что не будут нагружать бабушку ненужной информацией, она и так долго привыкала к тому, что у Натты не парень, а девушка, – они не обманывали. Они ей не сказали. Возможно, Натта должна была взять эту обязанность на себя, в конце концов, это были ее отношения. Возможно. Она трусливо сказала: – Симпатичная девушка просто отлично, передает тебе приветы и ждет не дождется встречи!

Пока бабушка радовалась этому, Натта записывала себе, что нужно позвонить тете и маме (с десятком восклицательных знаков) – и для разнообразия не слушать, как она возмущается, а повозмущаться самой. Это пошло в список приятных дел на день.

Э.

Утром я воображала себя Сэй-Сенагон и писала на клочках бумаги всякие мелочи. Вот одна: люблю, когда рано утром встаю в туалет или попить, а потом прохожу мимо окна, раскрываю шторы, а там темно-синее ледяное небо, и некоторые окна горят теплым желтым, но мне не нужно зажигать свет, можно укутаться в одеяло, прижаться к Н. и спать, пока не надоест.

Днем я сражалась с ворохом недоделанной ерунды, уже привычно пряталась от А., которая хотела поговорить о чем-то, а я была к этому, чем бы это ни оказалось, совершенно не готова. Я продолжала воображать себя несколько иной Сэй-Сенагон, той которая лукаво смеется, интриганствует, кокетничает с кем нужно для достижения своих целей… Воображать получалось неплохо, реализовывать – никак. А. нашла меня в туалете на третьем этаже, где я тайком курила в окно, писала сообщение за сообщением Н. (он отвечал на каждое плюс-минус шестое, невпопад подбадривал и называл котиком, меня устраивало). А. сказала, что сигнализация сработает, я затянулась посильнее, с шиком (нет) выбросила окурок из окна – он, конечно же, упал на чью-то крышу, чтоб его. Нам надо бы поговорить, сказала А., и это был бы хороший момент для разговора, очень кинематографичный, но некогда, некогда, я уже побежала вниз, спасать чужую машину.