— Видите ли, — снова начал Гоуска, поудобнее располагаясь в кресле, — в те дни я остаться в Праге не решился. Мои друзья из протектората в новых условиях могли только скомпрометировать меня. Они могли потянуть меня за собой в яму. В Швейцарии я переждал бурю. Теперь я в безопасности. Никаких документов, порочащих меня, у моих врагов нет. В этом я уверен. Да, кроме того, уже недалеко время, когда произойдут желательные для нас обоих перемены. При новой ситуации наше прошлое не будет иметь такого значения, какое оно имеет сейчас.
— Вы оптимист, — заметил Слива. — Я пока не вижу просвета и не тешу себя надеждами. Коммунисты сильны и с каждым днем становятся сильнее.
— Ничего, ничего! Во Франции они тоже были сильны, а, как видите, получили хорошего пинка.
Слива в душе посмеивался. Доводы Гоуски забавляли его. Еще на что-то надеется, строит какие-то планы. Гоуска продолжал:
— Вы думаете, мне одному надоело заниматься самоограничением ради так называемых товарищей и их нереальных идей? Нас тысячи, десятки тысяч. И нас не так-то легко взять за шиворот и выбросить в навозную кучу. Там, мол, ваше место. Ого! Мы тоже сильны, а наши зарубежные друзья еще сильнее. Вопрос стоит так: или Готвальд с Носеком столкнут нас в пропасть, из которой нам уже никогда не выбраться, или мы их столкнем туда. Последнее желательнее и вероятнее.
Антонин пояснил, что его положение менее прочно. Он живет под постоянной угрозой разоблачения. Нет таких секретов, которые бы навсегда были погребены в прошлом. У каждой веревки есть конец и начало. Министр внутренних дел Носек занят чисткой рядов Корпуса национальной безопасности, и проверка его сотрудников не прекращается. Антонин частенько подумывает о том, не смотать ли ему заблаговременно удочки.
— Надо ковриком лечь, но остаться, — поспешно прервал его Гоуска. — Обязательно остаться. Я не предвижу никакой опасности. У вас очень удачно сходятся концы с концами. А если что-нибудь… Давайте договоримся на первый раз так: если над вами нависнет беда — я вас выручаю, попаду впросак я — выручаете вы. По рукам?
Слива вздохнул. Он на все согласен. В конце концов, нельзя жить без надежд на лучшее.
— Вот именно, — подтвердил Гоуска. — Надо рассчитывать на силы, которые сейчас находятся в потенциальном состоянии, но в недалеком будущем придут в движение и победят. Так уготовано самой судьбою. Я могу вас твердо заверить в одном: Чехословакия недолго будет идти в фарватере коммунистической России. Это для меня ясно, как божий день. У нас другой путь. Нынешний этап — неизбежный, но переходный, временный. Обстановка потребовала блока с коммунистами. Мы пошли на этот блок, чтобы сохранить свои принципы, собраться с силами. Мы кое в чем уступили. Но наступит день, и мы скажем: «Хватит! Поиграли, и довольно! К черту все ваши демократические выкрутасы! Вы восстановили фабрики и заводы? Спасибо! А теперь извольте смотреть, как будем хозяйничать мы». А поэтому пока условие: взаимная выручка и взаимная информация. События ближайших дней покажут, что каждому из нас следует делать. Вы не падайте духом. Берите пример с меня. Помните, что молодость — это время для усвоения мудрости, а старость — время для ее применения. Что-то вроде этого сказал какой-то умный француз, фамилии которого я не помню. Набирайтесь мудрости. Она вам пригодятся, и скорее, чем вы думаете.
Антонин сделал вид, что потрясен его прозорливостью.
— Вы уверены, что существующее положение протянется недолго? — спросил он.
— Конечно. Впрочем, утверждать, что ближайший месяц уже изменит положение, я не берусь…
Глава восьмая
Ответственный представитель министерства юстиции не отличался внимательностью к посетителям. К этому выводу Морава пришел, просидев около тридцати минут в его приемной. Не очень молодая женщина, создание развинченное и плоское, как доска, сказала Мораве, что ее начальник очень занят деловой беседой с владельцем одного из крупных складов нефтепродуктов. Однако на глазах у Моравы люди заходили в кабинет безо всякой очереди, и секретарша не противилась этому. Наоборот, она любезно открывала им дверь. По наблюдениям Моравы, это были спекулянты или дельцы черного рынка. Их изобличал внешний облик, фамильярные жесты и какой-то неуловимый напор, свойственный только людям, девизом которых являются деньги.
Морава за время ожидания выкурил три сигареты. Левая бровь его уже нервно дергалась. С досады он покусывал ногти. Его терпение подходило к концу. То и дело он бросал взгляд на круглые стенные часы. Они подтверждали, что он ждет приема уже больше тридцати минут.
«Неужели министр юстиции господин Дртина не знает о порядках, существующих в его учреждении? — думал Морава. — Когда же будет покончено с бюрократизмом? Если ему, одному из руководящих работников Совета профессиональных союзов, так трудно проникнуть за эту оберегаемую дверь, то для рядовых посетителей — рабочих, земледельцев — она, вероятно, не открывается никогда».