Это было в Калаче

«Мы клянемся все время бить фашистов, по-всякому вредить им. Мы будем мстить за расстрелянных и замученных женщин, детей, стариков. Кровь за кровь! Никто из нас не испугается, не отступят и не изменит. За измену и трусость — смерть».

— Хорошая клятва, — одобрил Кошелев. — Как будем расписываться? Кровью?

— Можно и кровью, — согласился Цыганков. — А бумагу спрячем в нашей землянке.

Под этой торжественной клятвой подписались Иван Цыганков, Павел Кошелев, Михаил Шестеренко и Егор Покровский.

— Запомните, ребята: не трусить, не болтать, друг за друга держаться крепко и как можно меньше мозолить фашистам глаза в Калаче, — еще раз предупредил Иван.

— Так и будет, — ответил за всех Кошелев.

— Эх вы, горе-конспираторы! — неожиданно раздался чей-то насмешливый голос.

Из-за кустов вышел невысокий плотный паренек в мятой и грязной рубашке, серых брюках и стоптанных ботинках. Он был постарше Цыганкова на год-полтора. Незнакомец, по-видимому, спал в кустах, на его щеке отпечатался затейливый травяной узор, во взлохмаченных темных волосах запутались сухие листочки, а глаза чуть припухли.

Ребята оцепенели. Их тайну подслушал посторонний! Цыганков лихорадочно соображал, кто бы это мог быть. Лицо как будто знакомое, Иван вроде где-то его видел.

Первым пришел в себя Кошелев. Он сжал кулаки и шагнул к незнакомцу.

Его намерения были, ясны, и заспанный парень сразу разгадал их.

— Но-но, только попробуй! — Готовясь к защите, он поднес к груди крепкие круглые кулаки, широко расставил ноги.

— Кто такой? Откуда? — спросил Цыганков, останавливая Пашку. Все равно этот парень от них не уйдет.

— Зовут Володькой. Иду из Воронежа, разыскиваю отца-генерала. Да вы не боитесь, ребята, я вас не выдам.

— Да кто тебя боится? — опять сунулся вперед Кошелев. — Как дам разок — кубарем полетишь!

— Это еще неизвестно, кто полетит. — Незнакомец презрительно смерил взглядом щуплую Пашкину фигуру. Потом он сел и миролюбиво-деловитым тоном спросил:

— Поесть ничего не найдется?

Егор протянул хлебную горбушку. Парень с жадностью набросился на нее.

— Со вчерашнего дня ничего не ел. — Его глаза повеселели. — В хутор не зайдешь, там немцы, а я их подальше обхожу…

Он бросил в рот крошки, вздохнул («маловато!»), обвел ребят взглядом («нет ли чего еще?») и продолжал:

— А вы это хорошо придумали — клятву и все такое… Этим собакам (он погрозил куда-то в сторону) надо вредить как можно больше. Знаете, что они с Воронежем сделали? Никого не щадили — ни старых, ни малых. У моей тетки внучка была… пять лет, такая потешная. Маринкой звали… Бомба как во двор ахнет! Маринке ноги оторвало. Умерла…

Видно, очень жалел парень свою маленькую родственницу, смолк, судорожно глотнул и опустил голову. Ребята деликатно отвернулись. Пашка вынул из кармана небольшой вареный кукурузный початок, протянул Володе:

— На вот, еще поешь. Соли только нет…

Когда новичок, все еще не поднимая головы, обглодал початок, Цыганков сказал:

— А, может, с нами останешься? Фронт вон какой, где ты найдешь отца?

Володя упрямо помотал головой:

— Найду. Он где-то у Волги, это я точно знаю, он писал…

Сколько его ни уговаривали, не соглашался. Тогда решили, что до вечера Володя отдохнет в землянке, а на закате ребята снова соберутся здесь, захватят из дому побольше харчей — новому товарищу на дорогу. Ночью его проводит Цыганков.

В конце дня, ожидая наступления сумерек, Иван рассказывал Володе о делах своей команды. Он вспоминал первый рейд на правый берег, Ивана Васильевича, бои за Калач.

— А полковник вызвал меня и говорит: «Боеприпасов у нас маловато. Давай, Цыганков, веди свой отряд и собирай немецкие патроны. Без вашей помощи нам не обойтись».

Цыганков привирал немного, но ребята его не поправляли, им тоже казалось теперь, что все было именно так.

— А в другой раз Ильинов приказал… — начал вспоминать Цыганков другой эпизод.

— Кто, кто приказал? — перебил его насторожившийся Володя.

— Да Ильинов. Полковник, про которого рассказываю…

— Павел Петрович?

Вот его имя и отчество Цыганков не знал. Все обращались к комбригу «товарищ полковник».

— Павел Петрович, точно, — подтвердил вдруг Шестеренко. — Я слышал, как хозяин его так называл.

Володя изумленно всплеснул руками:

— Так это же мой батя! Я же Владимир Павлович! Нашелся отец!

— Постой, постой! — нахмурился Цыганков. — Ты же говорил, что он у тебя генерал.

— Подумаешь! Чуточку прибавить нельзя, что ли? Не генерал — так скоро будет. Он уже давно в полковниках ходит.

Когда ребята рассказали, что Володина сестра Валентина воюет на Волге, он сказал:

— Она бедовая, вся в отца! Вот ты говоришь, что наши пошли прорываться из окружения. Думаешь, не прорвутся? Плохо ты знаешь моего отца! Он, если захочет, обязательно добьется. Упрямый. И я в него пошел. Вот разыщу его и обязательно пойду в солдаты. Танкистом хочу стать.