Это было так натурально, что я наяву потянулась рукой… Не то для того, чтобы приласкать своего ненаглядного. Не то для того, чтобы подать ему ножницы, а то ведь дальше лифчика у нас бы с ним не пошло. Но тут водитель громко сказал:
– Все, девушки, просыпайтесь! Приехали!
Мы с Оксанкой, зевая, выбрались из машины. Оставив Славика на попечение нашего провожатого, пошли искать человека, который бы открыл нам ворота. Времени уже было полвосьмого утра. И хотя в страховой компании мне клялись и божились, что их стоянка работает круглосуточно, на посту никого не оказалось. Должно быть, все сторожа еще спали.
Мы еще долго-долго нарезали круги, вызволяя охранника из опочивальни. Подписывали очередные бумаги. Бродили по кладбищу битых машин. И все для того, чтобы кинуть там мою ласточку.
Как же мне было жаль с ней расставаться! Когда я собирала в отдельный пакет вещи из багажника и салона, я чувствовала себя предательницей. Словно бросала на произвол судьбы живое существо, служившее мне верой и правдой долгие годы.
– Не расстраивайся, Польчик, – угадала Оксанка мое состояние. – Сделаешь ремонт, и снова рванем по России-матушке! Предлагаю на сей раз куда-нибудь в Красноярск. Так чтобы ехать все лето. А? Как тебе такая идея?
– Да ну тебя! – залезая в эвакуатор вслед за подругой, огрызнулась я.
Что-что, а с водителем нам здорово повезло. Душевный дядечка оказался. Мало того что прождал нас у ГАИ без малого четыре часа, а потом еще столько же тряс до Москвы. Так теперь еще и согласился подкинуть до более оживленного места. Не могли же мы ловить такси среди гаражей! Да и Славика тогда пришлось бы будить.
А так мы безболезненно перенесли его в другую машину, перекинули вещи. И продолжили путь к дому.
– Едем ко мне, – сказала Дорохова. – Сегодня пятница. Работу задвинем. Будем все три дня развлекать малыша.
Я согласилась, тем более что до Оксанки отсюда было гораздо ближе. Честно сказать, я уже так утомилась от бесконечных перемещений, что готова была поехать куда угодно, лишь бы скорее оказаться в тишине и покое. Даже вид знакомых улиц не согревал, скорее, нервировал.
Город уже проснулся. И мы, не успев отъехать, тут же вляпались в пробку. Тащились сначала через все Дмитровское шоссе. Потом – через все Алтуфьево.
Я не была в этом районе уже года три. И ничего абсолютно не изменилось. Та же реклама сотовых телефонов и мебели. Та же дурацкая вывеска на магазине. «Кайло»! Что это за название такое, кто-нибудь мне объяснит? В какое место это нужно вставлять? Мне показалось, что даже шторки на окнах одного из домов болтались все те же.
Наконец мы выгрузились возле Оксанкиного подъезда. Пока она относила Славика, я караулила вещи на улице. Потом мы уже вдвоем поднялись к ней на шестнадцатый этаж Вошли в квартиру, стараясь производить как можно меньше шума.
– Я не стала ему расстилать, – шепотом проинформировала Оксанка. – Подумала, что все равно скоро встанет.
Я осторожно заглянула в комнату. Увидела бледное, осунувшееся личико, которое в полумраке почти слилось со светлой наволочкой. Малыш спал. Впервые за долгое время обстановка вокруг него была расслабляющей.
Такая большая уютная комната. Я бы даже назвала ее мягкой. Не знаю, почему. Наверное, из-за пушистого ковра на полу. Из-за пухлых велюровых кресел. Из-за косматой макаки, сидящей на полке (любимой игрушки Оксанки). И такой покой вокруг, тишина! Плотные шторы задернуты; их только слегка шевелит задуваемым с улицы ветром.
Спи, маленький!
Я не удержалась, подошла к Славику. Потеплее укрыла его, поцеловала в щечку, от чего мальчик едва заметно нахмурился. Плотно прикрыла дверь и ушла к Оксанке на кухню.
Здесь уже вовсю пахло кофе. Гостеприимная хозяюшка, ставя на плиту алюминиевую кастрюлю, одновременно что-то помешивала.
– Славику сварю кашу. А мы с тобой сейчас будем пить натуральный турецкий кофе, – пообещала она, – правда, с примесью ирландского ликера. Не возражаешь?
– А это вообще съедобно?
– Спрашиваешь! Такая вкуснятина, пальчики оближешь! Как выражался мой дедушка, «сам бы пил, да денег надо!».
При упоминании о дедушке я помрачнела.
– Слушай, зайчонок, как ты думаешь, может, мне к какому-нибудь экстрасенсу сходить? Чтобы снять родовое проклятие?
Оксанка обернулась.
– Ты что, в это веришь? Действительно веришь в то, что какая-то там давным-давно почившая медсестра наслала на вас порчу?
– А ты не веришь? Даже после того как сама занималась похоронами Зои? Даже после аварии?
– Поль, я не знаю, что тебе ответить. Я, конечно, человек суеверный. Но это только с одной стороны. А с другой… я, например, ни за что не поверю в существование НЛО, пока не увижу собственными глазами. Понимаешь, о чем я? Все, что касается мистики, для меня из области сказок. Ну, это все равно что принять на веру, что где-то по крышам Стокгольма прогуливается толстый мужчина с пропеллером.