Есть так держать!

— Обращайтесь, — отвечает Курбатов и тоже козыряет.

— У Юсупова все готово!

Теперь скорее обратно! Не прозевать бы заливку подшипников!

На «сто двадцатом» расплавился подшипник, и, чтобы его залить, хотели ехать в город, чуть не за сто километров. А Юсупов сказал, что и сам справится. С помощью простой сковородки сделает заливку. Ну, как не посмотреть на такую работу?

Молодец этот Юсупов! Он, по словам Курбатова, свое задание выполнил на отлично.

Можно бы теперь Вите и передохнуть, но на соседнем катере ставят пулемет, и не простой, а крупнокалиберный! Нужно там помочь? И Витя помогает: тащит веревку, подает ломик или просто стоит рядом, готовый в любую минуту оказать услугу.

Все ждали ледохода со дня на день, и все-таки он начался неожиданно. Витя завтракал, когда мимо окон пробежал мальчишка в кепке со сломанным козырьком и, остановившись на мгновение, крикнул:

— Тронулся! Тронулся! Лед тронулся!

И опустела столовая. Даже Курбатов отодвинул в сторону недопитый стакан чая, взял фуражку и вышел на берег.

Огромные ледяные поля плыли по реке, переваливая по стрежню от одного берега к другому. Вот одна льдина зацепилась за выступ берега, уперлась в него, остановилась, как бы пытаясь сдержать напор, но не устояла, полезла с шипением и скрежетом на камни, вздыбилась, сломалась и упала в воду, исчезла под другой льдиной, занявшей ее место.

Льдины идут, тесно прижимаясь друг к другу, трутся краями, и на них вырастают валики измолотого в кашицу льда. А нетерпеливый рыбак уже шествует по берегу с саком на плече. Он ищет свободную ото льда воду. Нашел! Закидывает сак, тянет шест, изогнувшийся в дугу от напора воды, и, к великому удовольствию наблюдающих за ним матросов, достает из сетки маленькую серебристую рыбку. Летом он бросил бы ее обратно, назвав мелочью, а сейчас бережно кладет в кожаную сумку, перекинутую через правое плечо.

Недалеко от Вити, заломив на затылок бескозырку так, что из-под нее торчат белобрысые волосы, стоит матрос Бородачев. Он, прикрыв глаза от солнца ладонью, всматривается вдаль и кричит:

— Медведь! Глядите, на льдине медведь!

Витя видит елочки, окружающие теперь никому не нужную прорубь, обломки лодок, но медведя нет.

— Где? Где медведь? — спрашивает кто-то.

— Откуда ему здесь взяться? — сомневается другой и шарит глазами по плывущим льдинам.

— Выходит, взялся, раз Бородачев видит, — возражает третий.

— Где? Где медведь? — кричит и Витя.

— Да вон. На той большой льдине, — охотно объясняет Бородачев, показывая рукой не то на реку, не то на синеющий вдали лес.

Тихо. Все смотрят. Наконец кто-то не выдерживает и с обидой спрашивает:

— Да где ты его, окаянного, видишь?

— Вот слепой! И как тебя на флот взяли? — удивляется Бородачев. — Неужели не видишь, как он в Ледовитом океане за Новой Землей прохаживается?

Смеются матросы, командиры и тот матрос, которого Бородачев назвал слепым. Только Вите немного взгрустнулось: жаль, что нет на льдине медведя…

К матросу Бородачеву Витя с этого момента почувствовал какой-то интерес.

— Юнга! — слышит Витя голос Курбатова и оглядывается.

Обычно Василий Николаевич ходит в просторном матросском ватнике и кирзовых сапогах, в широкие голенища которых заправлены брюки, но сейчас он в шинели, пуговицы горят как золотые, а наглаженные брюки острыми складками упираются в начищенные носки ботинок.

«И когда он успел переодеться?» — подумал Витя, невольно косясь на капельку краски, засохшую на рукаве шинели Курбатова.

— С праздником, Витя! — говорит Василий Николаевич и обнимает мальчика за плечи. — Пойдем на катер. И сегодня же переберемся в каюту.

Каюта маленькая. Койка, столик, два стула, вешалка и полочка для книг.

— Здесь мы с тобой и будем жить, — говорит Василий Николаевич. — Запомни, что на корабле каждый имеет свою определенную работу, каждый следит за какой-нибудь частью корабля. Раз ты решил стать моряком, то подчиняйся общему правилу. С сегодняшнего дня ты отвечаешь за порядок в каюте. Она, как говорят моряки, будет твоим заведыванием.

Курбатов ушел, а Витя сел на койку и стал думать, что ему делать. Все вымыто, выкрашено, и нигде ни соринки… Витя слышит топот ног над головой. Матросы бегают, работают. Они-то знают, что нужно делать со своим «заведыванием»!

И Витя придумал. Он побежал в домик на берегу, где они жили с Курбатовым раньше, взял свой маленький чемоданчик и вернулся в каюту.

Немного погодя Василий Николаевич с командиром катера мичманом Агаповым, проходя мимо каюты, услышали стук молотка.

— Разве у вас ремонт еще не кончен? — удивился Агапов. — Я проверял, так вроде бы все в порядке было.

— Это, наверное, Виктор старается. Я отдал ему каюту на заведывание. Давай взглянем, что это он там мастерит?

Они открыли дверь и остановились у порога: забравшись на стул, Витя прибивал к стене вырезанный из газеты фотоснимок, на котором катер-охотник отбивался от нескольких напавших на него фашистских самолетов. Подобные фотографии были развешаны повсюду на стенах каюты, как бумажный веер, почти от уровня койки до самого потолка.