Эсминцы и сражение на Балтике. Том 3

— А вот это тоже тебе, сын. Заслуженная награда, — неожиданно сказал отец после того, как Александру вручили приказ о назначении, списки личного состава, десантных средств, карты, таблицы частот и позывных. Встав из-за стола, Евгений Лебедев прикрепил Александру на китель медаль «За отвагу». Потом обнял его и сказал:

— Мы все очень надеемся на тебя и оказываем большое доверие. Так что не подведи. Я когда-то оборонял Моонзунд и брал Зимний дворец. И верю, что мой единственный сын сумеет взять береговую батарею финнов. На очень серьезное дело тебя посылаем. Надеюсь, понимаешь?

Александр кивнул. Он смутился, не зная, что и сказать. Видя, как он покраснел, когда отец обнял его, и поцеловал в макушку, словно малыша, контр-адмирал Крылов тут же засобирался и ушел, сказав, что едет в порт, чтобы еще раз лично проверить, все ли необходимое для боевых водолазов снаряжение и вооружение погрузили на торпедные катера. А Анатолий Орлов вдруг вспомнил, что в фотолаборатории, должно быть, уже проявили фотографии Готтенхафена, привезенные летчиком разведывательной эскадрильи. И он удивлялся, что их почему-то еще не принесли. Значит, нужно было поторопить спецов фотодела лично, чтобы скорее увидеть расположение противника на аэрофотоснимках и составить по ним список кораблей немецкой эскадры и, если позволит четкость снимков, то рассмотреть и береговую оборону немецкой базы.

Когда заместитель начальника разведки вышел из кабинета следом за руководителем ЭПРОНа, Александр наконец-то остался с отцом наедине. Было похоже, что Крылов и Орлов, как люди деликатные, побыстрее ушли специально, чтобы дать возможность отцу и сыну немного пообщаться друг с другом по-семейному.

Когда дверь захлопнулась, отец строго сказал:

— Мне Игорь пожаловался по телефону, что ты ранен в грудь, а от врачей сбежал. Так что показывай, что там у тебя за ранение.

Александр безропотно снял китель с прицепленной к нему новенькой медалью и поднял тельняшку, продемонстрировав свежую повязку на груди, которую совсем недавно сменила ему Наташа. Но, в том месте, куда угодила вражеская пуля, до сих пор выступало пятнышко сукровицы.

— И сильно болит? — спросил отец, убрав из голоса строгость.

— Уже нет. Только немного побаливает, когда левой рукой шевелю, — ответил Саша.

Отец посмотрел на него с сочувствием и проговорил:

— Сашка, ты только не подумай, что я не жалею тебя. Еще как жалею. Но, пойми, что мне больше некого послать на это задание. Представь, что у меня в подчинении полно дураков. Есть и умные, конечно, но они все либо хитрые карьеристы, либо узкие специалисты в чем-то одном. Кто-то прекрасно водит корабль, кто-то отлично умеет стрелять, кто-то превосходно знает материальную часть, но, поверь, таких людей чтобы разбирались сразу во многих вопросах и еще умели, при этом, руководить, очень мало. Да еще надо, чтобы не абы как руководили, а с умом. И чтобы на войне в бою и под обстрелом не растерялись. Таких разносторонних командиров, да еще и не трусов у нас на флоте сейчас по пальцам пересчитать можно. А тебе я доверяю, как себе, потому что вижу в тебе самого себя в молодости. Да и поумнел ты за последнее время сильно. Даже признаю, что ты умнее меня, конечно же, раз еще одну жизнь прожить умудрился и ракетным крейсером покомандовал. Вот потому и посылаю тебя, что если не справишься ты, то никто другой не справится, тем более. А если все у тебя получится, то сразу капитана-лейтенанта получишь и орден. Так что давай, езжай в порт, принимай командование дивизионом и спеши на встречу с водолазами.

Выслушав отца, Александр набрался храбрости и высказал просьбу:

— Я хотел тебя попросить устроить нам с Наташкой какую-нибудь квартирку. А то она с Ниной Добрыниной совсем не поладила. Не знаю почему. Не признается, но вижу, что не то что-то. Ушла Наташка от Добрыниных жить в больничку и на фронт санинструктором просится. А я люблю ее, и не хочу, чтобы попала на фронт. Потому и прошу тебя, как родителя, поговорить с ней и помочь с отдельным жильем.

Евгений Лебедев немного удивился, но не разозлился, а сказал:

— Пойми, Сашка, я с самого первого дня войны на казарменное положение перешел. Живу при штабе круглосуточно. С мамой твоей мы теперь всего два раза в неделю видимся по два-три часа. Потому не знаю о делах домашних почти ничего. Но, не думаю я, что всему виной в этой ситуации Нина. Ты уж извини, сынок, но твоя Наташа обладает не самым покладистым характером. Она гордячка. И собственная гордость может ее погубить. Я, конечно, попробую поговорить с невесткой, да и на начальство ее выйду, переговорю, постараюсь сделать так, чтобы на фронт ее не отправляли. Должность могу подыскать ей получше в нашей флотской поликлинике или в морском госпитале. Только вот, не знаю, захочет ли она моей помощи. А, что касается жилья, так обещают дать нашей семье новую квартиру в доме для комсостава. На очередь поставили. Только потерпеть нужно немножко. Мать твоя вон, терпит и ничего. Да и Добрынины очень приличные люди. Они никогда не упрекнут. Так что зря твоя жена себя повела таким образом.