Порой Косицин жалел, что не с самого начала стал собирать с убитых им солдат и офицеров индивидуальные жетоны, их у него набралось четырнадцать штук. К тому же не всегда удавалось снять с убитых бирки и православные крестики. А так список убитых и казненных им военнослужащих приближался к тридцати. Он работал за деньги, а убивал потому, что это ему нравилось.
Игорь Мельников не спал, хотя именно в это время глаза у него обычно слипались: в Чечне — после ночных рейдов, в учебном центре спецназа — после бурной ночи с подругой. Он поймал себя на мысли, что вот сейчас, когда Лиза Городская кутала свое одинокое «пингвинье» тело в одеяло, он откровенно бездействует. По идее, его место под тем же одеялом, температура под которым поднимается так быстро, что оно вскоре летит на пол. «На холодный пол, — безрадостно усмехнулся Игорь. — Пол в деревенских избах отчего-то всегда холодный. Печка огненная, а половицы ледяные. Где б еще я почерпнул такую ценную информацию, если бы не пошел в армию и не закадрил первую деревенскую телку?»
Вчера Мельников отмечал маленький праздник: армейцы сделали динамовцев. Он болел за футбольный клуб ЦСКА, а отец-вэвэшник, разумеется, за «Динамо». И снова на поле кипели страсти: гол в ворота московского «Динамо» вовсю оспаривался игроками «вражеского» клуба: мяч, по их мнению, после удара Ярошика не полностью пересек линию ворот. Ко-онечно! Молодец этот чешский легионер, настоящий спецназовец, бьет не часто, но всегда смертельно. А что он сделал со «Спартаком» на прошлой неделе? На 93-й минуте забросил за шиворот «черномазому» вратарю решающий мячик. А ведь спартаковцы дважды за матч вели в счете.
И в прошлом сезоне у газзаевских армейцев было то же самое: в первых трех матчах шесть забитых мячей и единоличное лидерство.
Мельников снова переключился на тему горячей любви и холодных полов. За пару часов можно дойти до деревеньки, где живет... Как же ее зовут-то, зараза?.. Клава, что ли?.. Нет, не Клава. А, Рита! Точно, Рита. Пара часов. Столько же в избе и — в обратный путь. Упырь даже не заметит потери бойца.
Затосковавший было по женской ласке Мельников вдруг ощутил внутри какую-то опустошенность, словно неделю не вылезал из-под одеяла той же Лизы или Риты. Вот и пойми свой собственный организм, который, требуя, одновременно противится.
Он вздохнул. Новое желание слабой, но настойчивой волной оставляло его на базе, со спящими товарищами; здесь он, скорее всего, проведет последнюю ночь — вместе с ними, под ущербный аккомпанемент учебной боевой задачи. Максимально приближенной к боевой? С большим натягом.
Дембель не радовал, и какая радость в нем? Ну, близких своих увидишь и... останешься с ними навсегда. С другой стороны, навсегда потеряешь близких друзей. Особенно под конец хочется быть рядом с ними — не сейчас, а покидая подразделение в Чечне, Миротворец понял эту простую и в то же время сложную вещь. Сейчас он может взглянуть на спящего Ротвейлера и насильно задаться вопросом: «Я его никогда не увижу?» Чепуха вроде бы, но от нее здорово тянет неприятным холодом, как от деревенского пола. И вообще всё это слова — обещание встретиться через год, два. Слова так и останутся словами. Начнешь привыкать к родным и параллельно отвыкать от боевых товарищей. Правильно это или нет?
— Спишь, Ротвейлер? — тихо спросил Мельников, толкнув соседа локтем.
— Спал, — недовольно пробурчал Антон. — Пару секунд назад.
— Вот как скажешь, так я и сделаю.
— Ладно. Давай, — неохотно согласился Ротвейлер. — Только шустрее.
— К бабе хочу мотнуть на пару часов, — поделился с товарищем Мельников.
— Ну? Чего ты от меня-то хочешь? Провожатого, что ли, ищешь? Или на «шведский стол» намекаешь? Меня на групповуху не тянет.
— Ладно, — отмахнулся Миротворец, немного позавидовав Ротвейлеру и высказав свои соображения вслух: — Вам, собакам, хорошо. У вас свадьбы только раз в году. Зимой, кажется.
— Породы у нас с тобой разные, — мгновенно отозвался Ротвейлер. — У тебя-то «дворянская». Вам, «дворянам», сезон не писан.
— Да, точно, — улыбнулся Мельников. — Дворянская. Это ты правильно заметил.
Косицин довольно отчетливо видел удаляющуюся фигуру Рудгера. В отличие от товарища, который сменил его на посту, тот продвигался в лесу совершенно бесшумно, но иным, нежели боевики, способом: латыш выносил ногу на пятку, а другую ногу слегка подгибал до положения полуприседа; усилия шли от бедра, а не от колена. Обычно так передвигаются на большие расстояния. Но база от этого секрета недалеко, еще раз пришел к выводу боевик.
Через небольшую щель между сосновым стволом и коркой снега, сцепившей листву, он мог свободно наблюдать и за вторым спецназовцем. Граф Дракула занял точно такую же позицию, что и его предшественник: вплотную к поваленному дереву и находя укрытие в хитросплетениях веток. Небольшие оконца в еловых лапах позволяли ему обозревать подступы к базе. Но он уже прозевал то самое время, когда его обошел противник, не выдав себя ни движением, ни звуком. По большому счету везение было на стороне боевиков Адлана Магомедова.