Помню, как в детстве, зимними вечерами, мы со старшей сестрой садились у печки и зачарованно следили за разгорающимся пламенем. Бабушка заранее настругивала лучинки, подкладывала их под поленья и подносила к ним зажжённую спичку. Горящая куча дров постепенно набирала силу и вот, весело потрескивая, уже начинала полыхать.
Огненная стихия издавна притягивала человека. Даже сегодня, в эпоху неона и лазерных шоу, большинство из нас завораживает живое пламя, будь это горящая свеча, камин в современном доме или костёр, разожжённый на природе.
Я до сих пор люблю слушать, как потрескивает костерок, будто хочет чем-то поделиться со мной, а может, и предупредить о каких-то грядущих событиях.
Для кочевников огонь имеет особый смысл. Это не только источник тепла, у которого можно согреться, просушить одежду, приготовить пищу и вскипятить воду, но и живое существо. Отсюда и трепетное отношение к нему, заключающему в себя образ рода, племени, имени, фамилии и славных дел.
Огонь – это знак глубокой памяти о предках, о тех, кто ушёл из жизни безвременно…Именно поэтому кочевой народ не разведёт костра на случайных местах, а только там, где есть в нём жизненная потребность: в доме или, трудясь в открытом поле, для отпугивания москитов и хищных животных. Такое почитание огня подсказано и бережным отношением к природе.
Глядишь порой на пламя – и в причудливой пляске огненных язычков вновь оживают рассказанные нашей бабушкой старинные образы сказок и легенд, былей и небылиц, историй про соседей и родственников.
Соседи-невидимки
Моя бабушка со стороны отца хорошо знала историю уральской деревушки Юрты, где она родилась, выросла, вышла замуж, родила четверых детей, воспитала их и нас, своих многочисленных внуков.
Все мы очень любили слушать её удивительные истории. В памяти часто всплывает самый яркий из них – это образ странного полумифического народа, жившего когда – то бок о бок с обычными людьми.
Зимними вечерами бабушка разжигала огонёк в печи, садилась поблизости на низкий табурет, прикрывала железную дверцу, чтобы искры не выпорхнули огненными феями наружу, и начинала нараспев своё повествование, уносившее нас за пределы скромной, деревенской избы.
– По сложившейся традиции татары в старину селились по берегам рек. Вот и наши предки облюбовали правый приток Туры – речку Ницу.
Идёт человек, бывало, по берегу и вдруг видит – из земли торчит бивень мамонта. Дёргает за этот бивень, дверь отворяется, и он попадает в другой, не земной мир, где до нас тоже люди жили, тоже по земле ходили, тоже рыбачили и охотились.
Очевидцы говорят, что имели они необычную внешность. Были бледнолицы, низкорослы, коренасты и крепки.
Вели дикий образ жизни. Домашний скот не держали, охотились на зверей, одевались, как дикари: носили распашную одежду из шкур выдры или оленей, называемой ягушек. Когда мы были детьми, взрослые всякое сказывали о них. Родители даже иногда попугивали нас. Моя мама говорила: «Если не будешь меня слушаться и ночами не спать, то сыроядцы тебя обязательно заберут и съедят».
– А ты видела их близко? – заинтересовалась моя двоюродная сестра Насира.
– Близко-то нет. Они появлялись на поверхности только ночью, и видеть их можно было лишь издали, а подойдешь поближе – они тут же скроются, а куда – никто не знает. Мне было очень интересно наблюдать с нашего берега за этими чудными людьми.
Вот и просилась я на ночную рыбалку со старшими братьями и отцом.
– Картинэ, а почему ты называешь их чудными? – спросила пытливая Розалия.
– Потому что они во всём отличались от нас. Не ведали, что такое хлеб, чай, а питались только сырой рыбой, рыбьим жиром и пили свежую воду. Да и ели не так, как мы с вами. Совсем не умели пользоваться домашней утварью, даже ложками.
– Чем же они ели тогда? – удивилась я.
– А руками. Старожилы сказывали, что питались они сырым мясом с кровью. Вырыли себе какие-то траншеи и ходили за водой на речку по узенькой тропочке.
– А где жили? – осведомилась моя старшая сестра Альфия.
– Вообще-то, говорят, что они раньше обитали вблизи нашей Ницы, там, где сопка с семью отверстиями. Бывало, деревенские жители ловят рыбу на одном берегу, а они– на другом. Их не видно, но слышно.
Которые из них в земле жили, а которые юрты травяные держали. В сухих местах, на холмах, строили себе домишки из рыбьих костей. Проконопачивали их мхом и обкладывали вокруг дёрном так хорошо, что вовнутрь не проникали ни ветер, ни снег, ни дождь. Двери напоминали печное устье. В крыше виднелось маленькое окошко, скорее, отверстие, сквозь которое еле просачивался вовнутрь лучик солнца.
Вначале-то они все обитали на поверхности, в земляных домах, а потом решили разом уйти под землю. На склонах сопок выкопали проход, внутри сделали большое пространство и стали его обживать.
– Если мы, татары, – настоящие люди, то кто они такие? – допытывалась я.
– Старые люди – это не русские и не татары, – поясняла бабушка, – а первопредки, коренные обитатели этих мест. Сыртами у нас зовутся. То ли это народ неизвестного нам роду-племени, то ли и не люди совсем.