Если небо молчит

– Марго! – В голосе Женечки чувствовалась усталость, но она, как всегда, держалась молодцом. – Докладываю тебе новости, подруга. Вчера поздно вечером сделала обход по палатам с твоей фанеркой. В восьмой мужички мялись-мялись, да проговорились, что, мол, кроме Антиоха никто на такое не способен!

– Что за ерунда! – возмутилась Маргарита. – Бородача выписали в полдень, и больше он в отделении не появлялся! Да и не похоже, чтобы Антиох был способен на такую… гадость.

– М-да? – недоверчиво хмыкнула Женька. – А вот Александр Михайлович другого мнения.

– Сашка Корж? – воскликнула Маргарита. – Он что, у нас в отделении?

– Только что ушел, – подтвердила сменщица. – Я почему задержалась-то? Здесь все утро шастали менты, допрашивали, опрашивали… Ходили по палатам, заглядывали к «вобле» и к заведующей – кучу бумаги извели. Хотели тебя вызвать, но прибыл Корж и сказал, что с этим можно обождать. – Медсестра цокнула языком. – Он у тебя классный мужик!

– Почему – у меня? – покраснела Маргарита.

– Ну не у меня же! Он тебя защищал по полной программе. Я ж говорю – классный мужик. И дело свое сделал классно: наорал на заведующую, чтобы та увеличила штат медперсонала и чтобы не дергала его людей по всяким пустякам.

«Что же здесь классного?» – хотела воскликнуть Маргарита, а вслух спросила:

– А убийцу… так и не нашли?

– Александр Михайлович сказал, что убийства не было. А халатность, если и была, то со стороны заведующей. Словом, быстренько все уладил. А еще дождался Журналова, который с девяти заступил на дежурство, и попросил его быть твоим опекуном и куратором! Тот, ессесна, согласился…

– Прекрасно, – тяжело вздохнула Маргарита. – Классный мужик все уладил… Это все новости, Женька?

– Не совсем… – ответила та и замялась.

– Ну что там еще? Говори мне уж все до кучи.

– Битюцкий умер, – тихо сказала Женечка. – Не выкарабкался.

– Когда?

– Вчера вечером… Через полчаса после твоего ухода…

В трубке на мгновение наступила тишина.

– Через полчаса? – ошеломленно прошептала Маргарита.

– Но к тебе никаких претензий, – заверила сменщица. – Просто…

– Что – просто?

– Просто непонятно, зачем ты ввела капельно кавинтон, а струйно – пирацетам…

– Щевьев велел!

– Никаких письменных предписаний не было…

Полдня после этого разговора Маргарита бродила по дому сама не своя. Мысли путались. Она думала про Сашку, который грубо и очень формально «уладил» дело, даже не удосужившись всерьез заняться расследованием (значит, он не поверил ей, значит, он считает ее истеричкой, которая придумывает страхи и боится собственной тени!), про разбитую фотографию и оклеветанного Антиоха, про пышущую злобой после беседы с оперативником «воблу», про самодовольного Журналова, про несчастного Битюцкого и трусливого Щевьева, отказавшегося подтвердить свои устные предписания.

В три часа, даже не притронувшись к обеду, который состоял из горохового супа и пожаренного филе трески, Маргарита стала собираться на встречу. Быстрыми, точными штрихами она нанесла немного косметики, чтобы снять следы усталости с лица, подкрасила ресницы и аккуратно уложила волосы, оставив челку, которая всегда придавала ей деловой и серьезный вид. Для сегодняшнего, не очень приятного разговора она выбрала фисташковый брючный костюм с коричневым широким поясом и коричневые же туфли на невысоком каблуке.

– Ты далеко? – хмуро поинтересовалась мать. – Я думала, выходной день проведешь с сыном. Он совсем от рук отбился. Игрушки за собой убирать не хочет и повсюду оставляет обертки от конфет.

– Я ненадолго. – Маргарита виновато заморгала. – Мне нужно к Танкованам. А Тошка, я уверена, будет молодцом.

– Чего тебе там, медом помазано?

– Я не одна. С Сашкой Коржом. – Маргарите не хотелось рассказывать подробности. – Он собирался о чем-то их расспросить.

– Танкованов давно пора к ногтю! – буркнула мать. – Бизнесмены доморощенные! Вырастили сыночка-подлеца и в ус не дуют!

Едва Маргарита переступила за порог, как тут же пожалела, что легко оделась.

Несмотря на то что небо было чистым и солнце, выкатившись из лунки зенита, все еще старалось вовсю, холодный ветер, процеженный сквозь лесное сито, нахально лез за пазуху, продувал легкую льняную материю, студил спину и руки.

Двор, еще накануне присыпанный пудрой лунного света, теперь тонул в лучах студеного солнца и выглядел совсем по-другому. Две пихты тянули вверх мохнатые ветви, хватаясь за уходящее тепло. Ледяная вода в колодце бросала танцующие блики на покосившуюся крышу, а поверженная телега поскрипывала, с трудом удерживая натянутую бельевую веревку с тяжелым, сырым пододеяльником.

Маргарита остановилась на крыльце, подумывая, не повернуть ли назад и не переодеться ли в синий твидовый костюм, как вдруг ослепительный луч солнца, скользнув по перилам, ткнулся в темное бесформенное пятно на двери.

Маргарита едва успела подумать: «Странно. Этой безобразной кляксы еще вчера здесь не было», как неожиданно похолодела от ужаса.

Это было не пятно. И не клякса…

Голодный, худой пес, нарисованный то ли краской, то ли гуталином, свирепо скалил пасть на покрытой олифой дверной доске.

10