Если бы ты был здесь

Я слышу доносящиеся от дома Абуэлы крики еще до того, как он оказывается в зоне моей видимости. Пожилая женщина стоит на крыльце и пытается успокоить мужчину, который в чем-то с ней явно не согласен. Каждый раз, когда она касается его руки, он разражается потоком испанской речи.

– Эй! – окрикиваю я обидчика, подбегая к дому. Я вижу, как бедная Абуэла сгибается, словно ива, под исходящим от мужчины раздражением. – Оставь ее в покое!

Оба удивленно оборачиваются на звук моего голоса.

Это же тот самый засранец из Центра по разведению гигантских черепах… Опять!

– Ты? – недоуменно выдыхаю я.

– Это не твое дело… – начинает он.

– Думаю, мое, – перебиваю я. – Что дает тебе право кричать на женщину, которая…

– …является моей бабушкой, – заканчивает он.

Лицо Абуэлы покрывается тысячами мягких складочек.

– Mijo[26], – говорит она, похлопывая его по руке. – Габриэль.

Я качаю головой, словно не в силах в это поверить.

– Я Диана, – наконец отвечаю я. – Твоя бабушка очень любезно предложила мне пожить у нее, узнав, что мой отель закрыт.

– Это моя квартира, – заявляет он.

То есть он хочет, чтобы я съехала? Из-за этого они повздорили?

– Моя квартира, – повторяет он, делая ударение на первом слове, как будто я могла не понять с первого раза. – Та, которую ты так бесцеремонно заняла.

– Я могу заплатить. – Достав из кармана пачку наличных, я протягиваю ему бóльшую часть своих денег.

При виде денег Абуэла качает головой и отталкивает протянутую руку. Ее внук Габриэль, подавшись вперед, тихо шепчет ей:

– Tómalo. No sabes por cuánto tiempo serán las cosas así[27].

Пожилая женщина кивает, ее губы вытягиваются в тонкую линию. Она берет деньги из моих рук, складывает пополам и засовывает в карман платья.

Сверкая глазами, Абуэла что-то говорит Габриэлю, и на мгновение у него хватает такта выглядеть смущенным.

– Моя бабушка хочет, чтобы я сказал тебе: я съехал месяц назад, а значит, она может пустить в эту квартиру любого, кого пожелает. – Прищурившись, он вновь окидывает меня взглядом с головы до ног. – Кстати, почему ты не в квартире?

– Прости, – отвечаю я. – Я не совсем понимаю. Так ты хочешь, чтобы я там осталась или нет?

– На острове комендантский час. – Его взгляд останавливается на моих мокрых волосах. – С тебя капает. На мою рубашку.

Боже мой, любая мелочь оборачивается для него личным оскорблением!

Внезапно лицо Габриэля меняется.

– Господи Иисусе! – восклицает он и бросается к кому-то на улице.

Подбежав поближе, он останавливается в нерешительности, словно не зная, обнять его или придушить.

В конце концов радость берет в нем верх. Он крепко обнимает встречного, а глаза Абуэлы, которая продолжает с крыльца наблюдать за внуком, наполняются слезами. Она крестится.

Я не знаю, что именно говорит Габриэль, потому что он разговаривает с ним на испанском. Но я могу рассмотреть лицо его собеседника. Это девочка с причала в Конча-де-Перла. Рукава толстовки закрывают ее порезы. Она ловит на себе мой взгляд и молчаливо умоляет меня сохранить ее тайну.

Глава 3

Следующие несколько дней похожи друг на друга как две капли воды. Утром я бегу вдоль пляжа, насколько хватает сил, затем прогуливаюсь до Центра разведения гигантских черепах и Конча-де-Перла. Я выбираю тропинки, которые ведут меня в самое сердце Исабелы или к ее скалистым оконечностям. Иногда я встречаю местных жителей, которые лишь молча кивают мне в знак приветствия. Не знаю, отчего они держатся так отстраненно – оттого, что я могу их заразить, или оттого, что я иностранка? Я смотрю, как рыбаки отчаливают от пристани Пуэрто-Вильямиля на небольших pangas[28], чтобы наловить еды для своих семей.

Я просыпаюсь до восхода солнца и ложусь спать раньше восьми часов вечера, потому что могу провести на улице только половину дня. После двух часов дня, когда наступает комендантский час, я запираюсь в своей квартирке и читаю электронную книжку. Надеюсь, загруженных в нее книг хватит надолго. Затем я выбираюсь во внутренний дворик, примыкающий к пляжу, качаюсь в гамаке и наблюдаю за тем, как местные крабы убегают от прибоя.

Абуэла иногда приносит мне поесть, и это хорошая альтернатива пасте, которую я вынуждена есть чаще всего.

Я больше ни разу не видела ни ее внука, ни девочку с причала.

Я начинаю разговаривать сама с собой, боясь потерять голос от недостатка практики. Иногда, прогуливаясь по колючей пустыне в центре острова, я читаю стихи, которые учила еще в старших классах школы:

Сударыня, будь вечны наши жизни,
Кто бы стыдливость предал укоризне?[29]

Иногда, стирая в раковине свою одежду, а затем отжимая и развешивая ее сушиться на жарком солнце, я напеваю себе под нос. Иногда я позволяю океану мне подпевать.

Я всегда скучаю по Финну.