Почувствовав себя немного лучше, я пополз в сторону дома. Слава богу, что до него не так уж и далеко. Больница-то находилась недалеко от Вешняковской улицы, а от неё до моего дома десять минут ходу.
Прошло часа два, прежде чем я добрался до дома. Ещё минут двадцать я доползал до своего этажа и открывал свою новую железную дверь с помощью ключа, который так удачно спрятал под ковриком.
Признаюсь честно, довольно трудно добраться до дома в семь утра, во вторник, если на вас нет никакой одежды и почти все конечности у вас переломаны.
Как я добрался до дома, да ещё так, что меня никто не заметил, для меня останется загадкой на всю, надеюсь ещё долгую, жизнь. В течение своего продвижения я терял сознание раз пять, а уж останавливался передохнуть каждые пять минут.
Едва закрыв за собой дверь, я с трудом дополз до кровати и уснул.
Разбудили меня голоса за дверью. Уж очень их было много, и очень уж громко они говорили.
Не прошло и пары минут, как я вскочил и сбегал в ванную. Там в душе я смыл с себя всю кровь, которой было так много, что я засомневался… а осталась ли во мне хоть капля? Затем быстро оделся и прильнул к глазку. Я себя чувствовал превосходно. Так и лучился здоровьем и силой. О том, что ещё недавно у меня были переломаны ноги и ещё чёрт знает что, я старался не вспоминать. Воспоминания были очень расплывчатыми, как будто я давеча очень сильно напился. Тело же и вовсе не помнило ничего. То есть обычно после перелома или ожога ты помнишь, что болело именно в этом месте и примерно так. А я вот не помнил. Я помнил, что, кажется, у меня было что-то сломано и было даже больно. Но вот что было сломано, где и как болело, я не помнил.
На лестничной площадке собрались мои соседи. Они всё что-то громко обсуждали. Там были все и самое главное — Лана. Лана стояла с заплаканными глазами и просто молчала, в то время как остальные просто не замолкали.
Я прислушался…
— …он сам виноват… странный… убили… Ничего не понимаю.
— Я же говорила, что он с мафией связан…
Знакомый голос, уж не Клавдия Степановна ли?
— …я сама видела, как они к нему приходили…
Ну точно, она самая. Так это они про меня, что ли?
— Теперь у нас в районе только спокойнее станет…
Та-ак. Это почему, интересно?
— А у него родственники-то были? А то кому квартира-то теперь?
Оп-па. Уже добро делят.
Лана, казалось, сейчас уже не выдержит, она едва сдерживалась, чтобы опять не разрыдаться. Пора вмешаться.
Я приоткрыл дверь и, облокотившись на дверной косяк, стал слушать.
Первой меня заметила умница Лана. Она уставилась на меня, как будто увидела призрака, и даже глаза протёрла для верности.
Щас ещё ущипнёт себя.
— Ау!
Ну точно, ущипнула.
Все резко затихли и уставились на Лану. Только старая грымза продолжала надрываться:
— По нему вообще давно тюрьма плакала…
Заметив, что все молчат, она тоже замолчала. Постепенно все повернулись в мою сторону, и тишина уже стала зловещей. Все стояли и молча пялились на меня.
— Кого хороним? — радостно спросил я, не преминув одарить всех улыбкой.
Лана радостно бросилась ко мне и заплакала у меня на плече.
— Ну что ты? — Я немного смутился.
— Они… они сказали, что тебя убили у нас в парке… — она разрыдалась ещё больше.
— Ну… слухи о моей смерти слегка преувеличены. Ты это… плакать заканчивай, я футболку только что постирал.
Она умудрилась меня ещё и локтём под рёбра ткнуть. Ишь какая обидчивая. Но как она мне нравится.
Первой конечно же смылась Клавдия Степановна. Потом начали расходиться и остальные. Кое-кто мне даже руку пожал. Раньше за ними такого не водилось, надо умирать почаще. Может, и уважать начнут.
— Пойдём ко мне, я тебя чаем буду поить, — сказал я, обнимая Лану за плечи.
— Я бы и чего-нибудь покрепче выпила, — пробормотала она.
— Запросто, ты только пойди умойся, а то ведь вся заплаканная. И не стыдно? Взрослая женщина и плачет…
Ау! Она ещё и щиплется.
— Я же мёртвый! Можно бы и понежнее…
— Это уже не смешно, я знаешь как переживала.
— Ну, прости, пожалуйста, Ланочка. Я не виноват, что меня с кем-то спутали, — начал оправдываться я.
Она скрылась в ванной. Ой, чёрт!
— Спутали?! А кровь откуда?
Это уже пахнет истерикой.
Должен признаться, что я, в общем-то, её понимаю. Вот только кто же меня поймёт?
— Я всё объясню… потом…
— Нет. Либо ты мне всё сейчас объяснишь, либо никогда, потому что я ухожу, — сказала она, выйдя их ванной.
— Эй, я же всё-таки мёртвый. Ко мне должно быть уважение и…
Она направилась к двери.
— Стой! Хорошо…
— Ну?
Ах, как она ножкой притоптывает в нетерпении, а как ей идёт это синее платье, оно так подчёркивает белую кожу на шее… Тьфу. Опять отвлёкся.
— Ладно. Я работник ФСБ.
Она сделала шаг в сторону двери.
— Тьфу. Хорошо, сама напросилась. Я — вампир. Стой, говорю.