Все стоят и молчат. А я возьми да и спроси: «А как мы будем проходить минное поле?» Майор поясняет: «Проходы обозначены березками. Ясно?» Все молчат, потому что уж куда яснее… Хотя и вспоминаю, чему нас учили, и вопросы множатся один за другим: что донесла наша разведка, да и была ли она, почему не слышно артподготовки. И вообще – что там впереди, куда мы, собственно говоря, вот так, дуром, премся?
Но тут последовала команда «По машинам!», и мы побежали каждый к своей. В первую очередь Мише-механику сообщаю про минное поле, что, мол, березки, смотри в оба. За то время, пока мы были у комбата, кухонная команда привезла свежий хлеб и раздала его каждому экипажу. Мы заняли места в танке, разломили буханку и всю ее съели. Позавтракали! Передние машины между тем уже тронулись и, выходя из леса, начали развертываться фронтом к широкому открытому пространству, заминированному нашими саперами. Сколько я перископом ни вертел, а никаких березок на нем не увидел. Но танк едет, никаких подрывов на минах вроде бы нет, а потом танк стало больше качать и даже подбрасывать. Надо полагать, пошла первая полоса немецких укреплений. А где же деревня Шнаево?
Слева метрах в пяти от моей машины шел танк младшего лейтенанта Махяддина Гуссейнова, азербайджанца из Баку; еще левее танк командира роты старлея Кожара. Смотрю, а из башни его танка протянулась длинная строчка трассирующих пуль, потом бухнул выстрел из пушки, и что тут началось! Все машины справа вдруг почему-то стали все ближе и ближе подходить к моей, причем больше стреляли из пулеметов, чем из пушек. Я смотрю через перископ – вроде бы и стрелять-то не в кого, впереди одни кочки и кусты, но, может быть, кому-то из них виднее было… Голоса командира роты я не слышал, видимо, рация вышла из строя. Поэтому через ТПУ кричу водителю, чтобы сам смотрел, куда нам ехать, но чего он промычал в ответ, я в шуме так и не разобрал.
В итоге стали мы ехать поперек немецких траншей, и танк начало изрядно трясти и бросать, словно мы на корабле в шторм попали. Потом мы словно куда-то провалились, и вокруг танка поднялись клубы пыли. По-видимому, раздавили немецкий блиндаж. Вылезли из этой ямы, мотор зарычал, и мы рванулись к уже близкому лесу. Танки слева и справа шли очень тесно. Мы прямо-таки утюжили немецкие позиции и, может быть, хотя бы этим им навредили.
Уже на подходе к лесу я почувствовал резкий удар в башню, и тут же что-то затрещало по броне, словно бросили горсть мелкого пороха на лист жести. В головных телефонах сразу же все смолкло, а меня словно холодом обдало. Завертел перископ, чтобы увидеть, откуда в нас попал снаряд, но так конкретно ничего в нем и не разобрал.
Перед полосой леса танки нашей роты так сблизились, что, казалось, можно было зацепиться бортами. Все машины остановились, продолжая стрелять, и все пространство перед танками было сплошь прошито огнем наших пушек и пулеметов.
Я попытался опять связаться по рации с комроты – молчание в наушниках; стал вызывать по переговорному устройству моего водителя – и здесь молчание. Значит, от вражеского снаряда, ударившего, вероятнее всего, в корпус танка, была повреждена электропроводка и ТПУ вышло из строя. Через перископ вижу, что командирская башенка на танке нашего командира роты вращается туда-сюда, скорее всего, чтобы привлечь к себе наше внимание. Что делать дальше, никто не знает. Значит, и рация комроты тоже вышла из строя? Все танки стоят, ведут вялый пушечный огонь, но, конечно же, командиры следили через перископы за машиной ротного. В этот момент я увидел, как откуда ни возьмись бежит наша медсестра батальона Аня Дунаева, подбегает к люку механика-водителя машины соседней с танком комроты и что-то говорит водителю, потом, пригнувшись, побежала ко второй, третьей и остальным машинам, а из башен в это время то очереди пулеметов, то выстрелы пушек. Когда же она подбежала к нашему танку и нагнулась было к люку водителя, башнер Гаври-лов, не видя ее под пушкой, бабахнул, а я не успел его предупредить. Аня ухватилась за уши и свалилась под нос танка. Через несколько секунд я увидел, как она поднялась и, все еще держась руками за уши, тяжело побежала дальше, пропустив машину справа рядом с моей. Так я и не узнал, что передавала Аня Дунаева и куда она делась после этой минутной заминки нашей роты.
Только потом мне сказали, что она вроде бы в плен попала.
Зато я увидел, что на командирской машине откинулась крышка люка, и из башенки высунулась рука ротного, зажатая в кулак. Кулак грозно помотался вперед-назад-вперед, и все поняли – вперед через лес! А лес, конечно же, был начинен вражескими землянками и складами.