«Если», 2012 № 01

На время нашего совещания Гарримана и Дияменов развели по отдельным камерам. Когда я уже сидела за столом следователя, их привели снова. Они вошли по-стариковски ковыляя, из-за нейроингибиторных колец, охватывающих шею каждого.

Обычно я не требую, чтобы заключенных приводили, ограничив их физические возможности: на теле у меня скрыто достаточно оружия, чтобы справиться с кем угодно. Но в данном случае эту предосторожность я оценила. Связанные пары — и, разумеется, триады — известны необыкновенной ловкостью движений, и даже подготовленному одиночке почти невозможно одолеть их в схватке.

Без специальных колец, снижающих координацию движений до уровня неомоложенного девяностолетнего старика, эта троица без труда убила бы меня в приступе гнева.

На какую-то секунду я с мрачным удовлетворением отметила, что если замечательная троица совершит подобное, то это послужит веским аргументом для решения чертовой обвинительной проблемы.

Подследственный уселся в предпочитаемом порядке: Гарриман — в центре, две молчаливые женщины — по бокам.

— Вы здесь новенькая? — спросил он.

— Да, сэр. Я советник Андреа Корт. Полномочный прокурор судьи-адвоката[8] Дипломатического корпуса Конфедерации.

Он удивленно приподнял бровь:

— Никогда не слышал о таком титуле — «полномочный прокурор».

— Ничего удивительного. Он был введен специально для меня.

Нагловатая улыбочка, тронувшая уголки его губ, не отразилась на бледных лицах Дияменов, которые оставались невозмутимыми, укрывшись за фасадом кататонии.

— Впечатляет. Но если вы из Дипкорпуса, то позволяете себе выйти за пределы своей юрисдикции, не так ли? Насколько я понимаю, в данном деле нет обстоятельств, относящихся к любому суверенному правительству, кроме Нового Лондона.

— Таковых обстоятельств нет, — подтвердила я. — Советник Бенгид вызвала меня только для того, чтобы я высказала свое мнение о некоторых юридических нюансах дела. Как только они будут уточнены, я, скорее всего, никогда вас больше не увижу.

Он взглянул на мою голову:

— Понятно. Могу предположить, что вас вызвали как эксперта по связанным личностям.

— Вряд ли меня можно назвать экспертом, сэр.

— Полагаю, что окончанием этого предложения должно стать слово «пока». Но уже скоро, верно, советник? Кажется, я ощутил в вас ауру пилигрима. Вы уже назначили дату начала процедур?

Мне уже довелось узнать, что значит жить с любовниками, способными формировать эмоциональные связи вдвое лучше нормального человека, но Порриньяры никогда не использовали эту способность, кроме как для разоблачения моих самых экстравагантных эмоциональных претензий. Я имела дело и с другой парой, обладающей более глубокими и темными способностями, но и они не использовали их против меня.

Сейчас же мне предстояло оказаться умнее и хитрее преступника, который равнялся человеку в кубе.

Я решилась на стратегическое отступление:

— Да, мы начнем очень скоро.

Его улыбка изобразила искреннюю теплоту:

— Я завидую вашему будущему путешествию. Обещаю, все будет совершенно не так, как вы ожидаете.

— В самом деле? И как же?

— Могу лишь повторить: совершенно не так. Вы наверняка думаете, что просто добавляете себя к тому, кого выбрали в партнеры. Но когда вы создаете эти новые нервные соединения, реально вы не складываете личности, а умножаете их. Вы создаете эквивалент нового молекулярного вещества со свойствами, которые совершенно отличаются от свойств вошедших в него отдельных базовых элементов.

— Например, чувство вины, — предположила я, попытавшись вернуть разговор на тему преступления.

Он почти отечески усмехнулся:

— Я всегда был готов охотно признать содеянное и понести наказание, какое власти сочтут подходящим.

— И, конечно же, понимаете, что у властей возникли некоторые проблемы с определением подходящего наказания.

— Конечно. И даже, признаюсь, предполагал подобное. В конце концов, ведь это Гарриман размахивал тем гаечным ключом, это руки Гарримана обагрены кровью. Но я соглашусь с любым обвинением, каким бы оно ни было.

Не мелькнул ли в его ответе намек на саркастическое высокомерие?

— Надеюсь, вы понимаете, что ваше будущее — не вопрос о том, с чем вы желаете согласиться. Важно лишь, какое решение по вашему делу будет принято.

— Тем не менее признание вины облегчит ситуацию для всех, верно?

Теперь я была уверена: он не испытывает ни раскаяния, ни сожаления. Передо мной отъявленный мерзавец. Диямены по какой-то причине настолько отстранились, что я уже забыла о тройственности подсудимого.

Эти мерзавцы затеяли с нами игру. Но чего они хотят добиться?

— В таком случае, расскажите обо всем.

Он вздохнул, взглянул на стену позади меня, прозрачность которой отключили, потом снова на меня. За все это время застывшие лица женщин даже не дрогнули.

— Что вы желаете узнать, советник? Почему я возненавидел этого ядовитого сукиного сына всеми фибрами своей души?

— Как вам будет угодно…