«Если» 2010 № 08

Похоже, она обрела некоторую часть былой энергии и, подняв с журнального столика блокнот на пружинке, принялась листать, пока не дошла до нужного места.

— Вот! — воскликнула Летиша, потянувшись к телефону, набрала междугородный номер и стала ждать ответа. Очевидно, ответ ее не удовлетворил, потому что она свела брови и положила трубку.

— Автоответчик, — вздохнула Летиша вставая. — Не пойдет. Нужно увидеть его.

— Кого? — уточнил Чесни.

Но мать уже вышла в коридор, так что лязг ключей от машины почти заглушил ее голос:

— Преподобного Билли Ли Хардейкра.

Они отправились в путь в винтажном, прекрасно сохранившемся с середины шестидесятых «додже монако», унаследованном Летишей вместе с домом и мебелью от долго вдовевшего отца.

— Я не уверен, что это правильно, — сомневался Чесни, устроившийся на широком пассажирском сиденье.

— Зато я уверена, дорогой. Никто не знает о Рае и Аде больше, чем преподобный Билли Ли.

— Но стоит ли беспокоить его?

— Он священник и проповедует Слово Божие. Разве можно назвать беспокойством помощь человеку, попавшему в духовную беду?

Чесни представил лицо Хардейкра с привычным выражением сурового осуждения. Глаза горят отнюдь не праведным огнем, а с уст срываются привычные предсказания вечного проклятия и адских мук грешникам, избранным для сегодняшней проповеди.

— Что же… может быть, — пробормотал он.

Окруженное высокими стенами загородное поместье преподобного Билли Ли находилось в двух часах езды к югу от города. Как одна из круга святых Нового Храма Воздуха, Летиша Арнстратер трижды посещала собрания, устраиваемые в большой палатке на длинном ухоженном газоне. Никого из знакомых Чесни или его матери ни разу не пригласили в дом.

Они проехали через арку и направились дальше, по длинной подъездной дорожке, усыпанной битым белым камнем, припарковались на широкой бетонированной площадке перед воротами гаража на несколько машин. Стук дверцы «доджа» и их шаги по белоснежному гравию, отдались эхом в тишине, окружавшей поместье.

— Я все же не уверен… — начал Чесни.

— Я уверена за нас обоих, — перебила мать.

Они поднялись на высокое крыльцо украшенного колоннами фасада, и Летиша сильно дернула за шнурок старомодного колокольчика. Откуда-то изнутри послышался мелодичный перезвон, но дверь оставалась закрытой. Летиша продолжала дергать шнурок.

— Иду, — отозвался чей-то голос. Дверь открылась. На пороге появился лысеющий мужчина среднего роста, в полинявших джинсах и серой футболке, обтянувшей солидное брюшко, и вопросительно уставился на гостей:

— Чем могу помочь?

— Мы хотели бы видеть преподобного Билли Ли, — пояснила Летиша.

— Он перед вами.

— Не хотелось бы спорить, — начала Летиша, — но я встречалась с преподобным Хардейкром…

— А я не похож на него, — докончил незнакомец. — Но именно так он выглядит без своей сбруи, подкладных плеч, подложек в ковбойских сапогах и парика за две тысячи долларов.

Он поднял руку, и в глаза Чесни ударил блеск бриллиантов в тяжелом золотом перстне.

— Живот — тоже часть реквизита, только вот снять его невозможно. Слишком много стейков и лобстеров.

Вглядевшись в женщину выцветшими зеленовато-карими глазами, он продолжал:

— Я не надел контактные линзы, но, кажется, узнал вас. Летиша Арнстратер, не так ли?

Дождавшись кивка, Хардейкр добавил:

— Вы пишете абсолютно кошмарные письма. Я получаю копии от адвокатов тех бедняг, на которых натравил вас. Раньше я не знал, смеяться или содрогаться. Зато теперь знаю.

Он содрогнулся.

Чесни, видя, как мать не слишком хорошо воспринимает нелицеприятные высказывания преподобного, решил, что сейчас самое время сменить тему.

— Мистер Хардейкр, — вмешался он, — я Чесни Арнстратер.

Хардейкр смерил его взглядом:

— Но вы не муж?

— Сын. Нам нужно поговорить с вами.

Священник покачал почти безволосой головой:

— Вряд ли я сейчас смогу быть кому-то полезен, сынок. И еще большой вопрос, был ли полезен раньше. Я подцепил вирус совести.

— Да, и в этом моя вина, — признался Чесни.

Хардейкр настороженно уставился на него:

— В таком случае вам лучше войти.

Он повел их в роскошно обставленную в стиле Средневековья гостиную: выложенный каменными плитами пол, по которому была разбросана дюжина персидских ковров, высокий сводчатый потолок, с которого спускалась кованая люстра с позолоченными завитушками. По одной стене тянулись высокие окна в мелких переплетах со шторами из темного бархата, в дальнем конце высился камин, где можно было зажарить быка, а над камином висел портрет маслом в рост человека. На портрете красовался преподобный Билли Ли в позе Чарлтона Хестона,[4] изображающего Моисея, перед которым вот-вот расступится Красное море. Скрытое освещение омывало портрет сиянием, рассчитанным на то, чтобы с порога приковать взгляд любого гостя к столь выдающемуся произведению искусства.

Перед камином стояли массивные кресла, обитые бычьей кожей. Чесни подумал, что мебель рассчитана, скорее, не на удобство, а на то, чтобы произвести впечатление, и, решив не заморачиваться светской беседой, сразу приступил к делу:

— Я случайно стал причиной забастовки в Аду.