«Если» 2010 № 08

— Я здесь, — отозвалась мать. Он открыл тяжелую остекленную дверь и очутился в гостиной — помещении, неизменно ассоциировавшемся с матерью. Все было как обычно: старомодная мягкая мебель, унаследованная вместе с домом и по-прежнему украшенная кружевными салфеточками, широкий журнальный столик на гнутых ножках, заваленный конвертами, писчей бумагой и листами почтовых марок. И сама Летиша сидела там, где он привык ее видеть, за антикварным письменным столом, обломком той эпохи, когда викторианские леди общались друг с другом посредством надушенной бумаги и каллиграфии. Почерк Летиши Арнстратер вполне мог соответствовать стандартам этих дам, хотя те индивиды, которым она писала, ознакомившись с содержанием, весьма часто и удивленно вскидывали подбритые брови.

Дело в том, что за те годы, когда Чесни перестал быть основным средоточием и целью жизни Летиши, ее главным занятием стало сочинение уничтожающе едких писем политикам, кинозвездам, музыкантам, журналистам, писателям и академикам. Эти послания содержали нелицеприятные оценки моральных качеств и деятельности адресатов, а также бесцеремонные рекомендации по исправлению ошибок и промахов. Кроме того, на тот случай, если они откажутся принимать ее доброжелательные советы, Летиша добавляла детальные описания той участи, которая ожидала их за гробом.

Несмотря на хорошо сформулированные фразы, подробности насаживания на вертел, поджаривания на сковородках, выбивания глаз, просверливания буравами и грубейшего проникновения в интимные части, ожидавшие адресатов в загробной жизни, вряд ли предназначались для людей слабонервных. Но при мысли о впечатлении, производимом на получателей ее эпистолярных шедевров, круглое лицо Летиши буквально светилось радостью.

Летиша сидела за столом. Перед ней лежало незаконченное письмо. В пухлых пальцах неподвижно застыла авторучка. Щека прижималась к костяшкам пальцев, во взгляде, обращенном на сына, отсутствовал привычный блеск.

— А, это ты, — произнесла она традиционную фразу. Правда, в голосе не прозвучало привычно обвинительных ноток.

— Мама, ты в порядке? — спросил он.

— Полагаю, — вздохнула она, — но у меня, кажется, упадок сил.

Она жестом показала на лежавшую перед ней бумагу.

— Пыталась написать той молодой женщине, которая постоянно вертится в телевизоре, но…

Она поискала наиболее точное выражение.

— …почему-то не нахожу слов.

Мать отложила ручку и откинулась на спинку обитого парчой кресла. Руки упали на колени.

— Из меня словно… энергию выкачали.

— Ма, посиди со мной, — попросил Чесни и, подняв ее, повел к дивану. — Мне нужен твой совет.

Обычно подобное признание заставляло Летишу Арнстратер включать на полную мощность все четыре цилиндра. Она давала советы с такой легкостью, как шутихи разбрасывают искры. Но сейчас, сидя на одном конце громоздкого дивана, она по-прежнему оставалась какой-то поникшей. Услышав ее ответ, сын даже растерялся:

— Не знаю, гожусь ли я сегодня на то, чтобы давать советы. У меня не слишком много… уф!

— Знаю, ма. И даже знаю почему, — кивнул Чесни. Не прошло и двух минут, как Летиша Арнстратер обо всем узнала. И нужно отдать ей должное, стойко вынесла удар. Интересно, как отреагировали бы другие? Но мать восприняла информацию с подлинным интересом и возрастающим сочувствием к сыну.

— Бедный мой Чесни, — пробормотал она.

Чесни опешил, впервые в жизни услышав, как мать проявляет участие к кому бы то ни было. Даже обрабатывая его детские порезы и ссадины, она имела привычку читать нотации на тему, как впредь избежать чего-то подобного.

Но у него не было времени задумываться о прошлом. Поэтому он без обиняков заявил:

— Я не знаю, что делать.

— Ну, — протянула она, хлопнув глазами, — ты должен поступать, как считаешь правильным.

— В этом и проблема! Неправильно заключать договор с Дьяволом и становиться пособником зла, не говоря уже о том, чтобы навеки погубить свою бессмертную душу. Но дело не только во мне. Пока Ад бастует, никто в мире не грешит. Если я сдамся, значит, буду отвечать за то зло, которое вновь затопит землю, как только демоны вернутся на работу.

— Значит, ты не должен сдаваться.

— Но жизнь на планете остановилась! Оказалось, что именно грехи заставляют ее вращаться. Когда нет побуждения грешить, нет и стимула что-то делать. Никто ничего и не делает, разве что по привычке или из чувства долга. Да ведь даже ты…

Он осекся, заметив ее испуганное лицо.

— Я?

Летиша, похоже, призадумалась и что-то сообразила, потому что ее взгляд устремился сначала на горы конвертов и марок на журнальном столике, а потом — на письменный стол.

— О… о, господи!

— Мне очень жаль, мама.

— Гордыня, — сказала она себе, но тут же поправилась: — Нет, скорее, зависть. Но почему я никогда этого не замечала?

— Мне жаль, — повторил он. — Прости.

Летиша видимым усилием взяла себя в руки:

— Прежде всего, тебе не за что извиняться. Ты не хотел ничего дурного. И пытаешься все уладить.

— Только не знаю как.

— Откуда тебе знать? Ты актуарий, а не философ.