— Мы знаем, — говорит, — что ты изобретатель. Нам это сообщили по нашим каналам.
Я думаю: ну надо же. Друзья, сволочи, смеялись над моими проектами, а враги, туды их растуды, верят в мой изобретательский талант. Тотальная несправедливость. Обидно до слез.
— Мы подозреваем, что ты изобрел важный прибор, усилитель веры. И сейчас он у тебя. Ради своей безопасности, ради безопасности Родины: передай его нам.
— Какой еще усилитель? Нет у меня никакого усилителя…
Толстяк голову поднимает. Из окна на втором этаже высовывается солдатик с приборчиком, антенна которого прям на меня направлена, и говорит:
— Так точно, товарищ полковник, усилитель у него. Приборы не врут.
Толстяк опять на меня смотрит.
А я думаю: вот жил когда-то английский ученый, который изобрел усилитель веры. И он сказал своим студентам, что сейчас вызовет Сатану, и они поверили, что Сатана явится, а он усилил их веру, и Сатана явился. Сожрал ученого, а вместе с ним сожрал и его усилитель. Вот только, скажите на милость, зачем Сатане прибор жрать? Это на Сатану совсем не похоже. Он и ученого-то, наверное, только для профилактики сожрал, чтоб другим неповадно было; но приборчик-то ему жрать вовсе без надобности. От приборчика у Сатаны могло несварение случиться, это уж наверняка.
А замок? Замок-то откуда взялся? Не было на этом месте никогда замка! Но мои друзья верили, что он есть, и Алиса верила, и замок появился. Поднялся, скотина этакая, из небытия.
И вот я обдумал всё это, поднялся и говорю:
— Ладно, подлецы, сознаюсь: усилитель у меня! И сейчас с его помощью я верну Алису к жизни!
И они верят, верят.
И полковник верит — это я по его испуганным круглым глазам вижу.
И солдаты верят — это я по их дрожащим рукам определяю.
Тогда я, стараясь не обращать внимания на тошноту, говорю:
— Но не только Алису! Вернутся к жизни все мои друзья, которые тут погибли! И Ирка тоже вернется, потому что Виктору без Ирки не жизнь!
И они верят, верят.
А полковник смекает, что к чему, и поднимает руку, чтоб скомандовать: огонь!
Я говорю:
— Ваши пули не причинят вреда ни мне, ни моим друзьям!
И они верят.
Верят, сволочи.
А я усиливаю их веру. Сглатываю подступающий к горлу кислый комок и усиливаю.
Нет у меня никакого хитрого приборчика. Я, как тот злополучный английский ученый, сам по себе усилитель.
Как я стал усилителем, спросите вы?
Может, врожденное. Может, папа ремнем эту сверхспособность в меня вбил. Может, от долгого сидения перед телевизором она, зараза, возникла. Должно же хоть что-то полезное от долгого сидения перед телевизором возникать?
В общем, не знаю я.
Да и не важно.
Вставай, Алиска.
Покажи этим скотам свет истинной веры.
Мэтью Хьюз
Полный абзац
Иллюстрация Сергея ШЕХОВА
I
Внезапное появление демона в облаке дурно пахнущего дыма, сопровождаемого быстро скончавшейся вспышкой пламени, застало врасплох Чесни Арнстратера. Однако он довольно быстро пришел в себя. Существование демонов было неотъемлемой частью его начального образования, включавшего два часа в неделю, проводимых в воскресной школе, которой правила его мать, и нужно сказать, правила железной рукой. В отрочестве Чесни отошел от традиционной религии, поскольку обнаружил в Священном Писании слишком много нелепостей. Кроме того, куда более надежные истины он нашел в математике.
Однако все же сумел распознать демона, когда тот материализовался прямо у него на глазах. Впечатляющая, хотя и недолгая демонстрация пиротехники опалила столешницу почти готового покерного стола, так что первая реакция Чесни была вполне предсказуемой:
— Убери свою поганую фигню со стола!
Огромный, похожий на жабу демон с уродливыми, когтистыми ручищами обнажил кинжально-острые клыки.
— Предлагаешь мне удалить пентаграмму? — вопросил он голосом, вонзающимся в уши, как треск ломающихся костей.
— Что? — переспросил Чесни, в котором вдруг взыграл инстинкт самосохранения. — Я ничего не предлагал, если не считать того, что неплохо бы тебе вернуться туда, откуда пришел.
— Слушаю и повинуюсь, — ответил демон. — Только подпиши вот тут и тут, начиная с этой строчки.
В его лапе появился пергамент. Развернув его, демон когтем показал три места, отмеченных крестиком.
Чесни решил, что автор документа учился каллиграфии у сейсмографа: пергамент испещрили острые буквы, нацарапанные с поистине свирепой злобой. Кое-как он умудрился расшифровать содержание, после чего негодующе воскликнул:
— Ни в коем случае! Задумал получить мою душу?! Не выйдет!
— Но это стандартное соглашение. Ты вызываешь одного из нас, мы исполняем твое желание, ты жертвуешь своей ничтожностью.
— Че-е-ем?!
— Технический термин. Так обычно выражаются там, откуда я пришел.
— Да мне плевать, — отрезал Чесни. — Моя душа — вовсе не ничтожность. И не мелочь. Я ничего не подпишу.
— В таком случае, мы не сможем исполнить твое желание.
— У меня нет желания. Лучше возвращайся туда, откуда пришел.
— На мой взгляд, звучит как желание.