— Родерик, я услышала свое имя… — начала она. Макаби не понял, спрашивала она или обвиняла.
Гарниш выпрямился.
— Кэролин, боюсь, гостю стало плохо после нашего обеда, — он повернулся к Макаби: — Или это от моей сигары?
— Может быть, — прошептал тот, чувствуя стыд, боль и охватывающую его черную бездну отчаяния. Он посмотрел на Кэролин, на долю секунды встретился с ней взглядом и отвернулся.
— Джеймс, с вами все в порядке? — спросила она.
«Я ей все расскажу, — подумал он. — Расскажу… что?» Он посмотрел на нее. Кэролин все еще стояла в дверях — воплощение всего, о чем он когда-либо мечтал, всего, что он любил. Кэролин, Дэвид, его жизнь, его жизни. Он попытался уловить аромат ее духов, но почувствовал только запах рвоты и понял, что Гарниш победил. Он сглотнул.
— Я в порядке, миссис Гарниш. Думаю, мне лучше пойти домой.
Напряженное выражение исчезло с лица Гарниша. Он пожал Макаби руку. «Это ради Кэролин», — подумал тот.
— Жаль. Но я рад, что вы смогли прийти, — произнес Гарниш. — Уилсон проводит вас.
Едва взглянув на Кэролин, он вышел из комнаты.
Макаби направился к двери, но Кэролин остановила его, взяв за руку.
— Джеймс! — выдохнула она.
Он обернулся. Глаза женщины были широко раскрыты. Макаби понял, что часы все еще у него, и вырвал руку.
— Простите меня! — воскликнул он и, спотыкаясь, прошел через обеденный зал, бросив часы на стол.
Перед дверью, открытой Уилсоном, Макаби обернулся. Кэролин сидела за столом и пристально смотрела на него. Одними губами она прошептала слово. Он кивнул и выбежал из дома, по его щекам текли слезы.
Макаби шел по длинной улице, хромая, и все тер и тер руку о пальто, руку, которая держала часы, как будто пытался стереть пятно этого вечера со своей кожи. И повторял слово, которое произнесла Кэролин — имя ребенка, который теперь никогда не был рожден. Он шептал: «Дэвид».
Тик-так.
Она снова сидит за столом, держа в руках часы. Слышно, как звенит посуда, которую убирает прислуга, как наверху поет ее муж. Надо было вернуть часы мужу. Но ее муж никогда не был ее мужем. Ее сын никогда не рождался.
Тик-так.
На столе стоит пирог, рядом с ним лежит нож, длинный и острый. Она пытается прочесть надпись на пироге, но от него отрезали куски, и смысла фразы больше не разобрать. Ее жизнь… ее жизни тоже больше не имеют смысла. Она знает, что уже никогда не сможет собрать кусочки вместе или вспомнить, что они означали.
Тик-так.
Проснувшись, она поднимает голову. В комнате темно, в доме тишина.
Только тикают часы. Она удивляется, почему прислуга не разбудила ее.
Она встает и поднимается по широкой лестнице, останавливается у двери в спальню, входит в комнату и бесшумно закрывает за собой дверь. Человек в кровати — незнакомец, но она все же знает его. Она думает о Джеймсе, о Дэвиде. Она думает о пироге. О своей жизни, о своих жизнях. Все — хаос.
Тик-так.
В одной руке она держит часы, в другой сжимает нож, который лежал на столе. Она подходит к кровати.
Тик-так.
Перевела с английского Анна ШУРАЕВА
ПУБЛИЦИСТИКА
… И пусть никто не уйдет обиженным
Дмитрий Володихин
Предлагаемые заметки не о творчестве, не о вдохновении и даже не о высокой этике писательского ремесла. Речь пойдет о буднях. О том, с чем сталкиваются все писатели, но о чем мало кто говорит. Произносить речь о литкарьере так же неприлично, как пересчитывать деньги посреди улицы… Тем не менее автор этих заметок рискнул «пересчитать» формы писательского успеха и даже выстроить более или менее стройную схему. Правда, получилась она весьма условной и спорной.
Разговор о сужении книжного рынка начался не сегодня и не вчера. Несмотря на то, что в 2005 году вышло больше новых фантастических романов, чем в 2004-м, а в 2004-м больше, чем в 2003-м, падение средних тиражей и огромные складские остатки свидетельствуют о том, что коммерческий успех в фантастической литературе стал редкостью.
Как говорили в старину, «природа не терпит пустоты». На протяжении последних пяти-семи лет в нашей фантастике появилось несколько ниш литературного успеха, не связанного с уровнем продаж. Это и понятно: большей части землян свойственно желание делать карьеру. Пишущим людям оно присуще в той же мере, как и всем остальным. И если пробиться в передовики по части гонораров и тиражей стало труднее, чем, скажем, в благословенном 1997-м и урожайном 2001-м, то иные приоритеты возвышения, карьерного продвижения просто обязаны были возникнуть.