«Если», 2004 № 06

— Что же сынок, — сказал Сомс, — я рад, что ты наконец готов принять на себя эту обязанность. Саймон, наверное, из лучших побуждений не вводил тебя в курс юридических формальностей. И это несколько осложняло нам жизнь, во всяком случае, последние годы. Мистер Гривз, вероятно, уже сообщил тебе следующее: ты должен незамедлительно принять несколько важных решений, касающихся пожертвования колледжу, а также твоего наследства и остальной части отцовского состояния. Уверен, что твой отец, благослови Господь его душу, будет спать спокойно, если сын примет непосредственное участие в распоряжениях.

Люку отчаянно хотелось спросить, сколько же денег задействовано во всей этой истории, но он из осторожности промолчал. Какова бы ни была сумма, ясно, как день: она куда больше, чем намекал Гривз все эти годы. Не менее ясно, что Гривз хотел удержать контроль над деньгами, причем на срок куда больший, чем полагалось по закону.

Все знали: Гривз жил крайне скромно. Почти аскетично. Вероятно, деньги ему требовались не для себя. Его жизнью был Святой Иуда, и поддерживать существование колледжа в эпоху экономической нестабильности стало для ректора предметом особой гордости. А возможно, и одержимостью. Если так, то старика еще можно понять. Почти.

Но последние слова Сомса перевернули все.

— О’кей, Лаки, счастливого Рождества. Утром в понедельник первым делом выну из хранилища отцовские бумаги. Готовься к многочасовому чтению. До чего же этот человек любил писать! До встречи.

И он повесил трубку.

Ректору Саймону Гривзу за многое придется ответить.

Люк пересек темную комнату и выглянул в окно. Ночь была безоблачной. Хотя не слишком холодной. Звезды, проплывая мимо Спящих, весело ему подмигивали. Такая погода должна продержаться до самого Рождества.

Он постоял у окна, чтобы унять гнев. Нужно взять себя в руки. Ведь он ни за что не проникнет в многоцветный гобелен последнего Сна, покуда нервы сжигает злоба. Значит, следует подождать.

Прошло десять минут. На небе проявилась дюжина новых звезд.

И Лаки постепенно успокоился.

Люк и Элуин скоро выйдут от Кандры. Как поступит девушка? Вполне возможно, она переночует в гостинице и притом одна. Элуин все еще колебалась. Люку никак нельзя обращать в свою пользу обычную неуверенность, слабость. Но если девушка придет к нему, приняв твердое решение, с открытым сердцем, Люк распахнет ей объятия. Однако Лаки не мог предсказать, каким будет ее приговор.

Потребность вмешаться была почти непреодолимой. Еще сегодняшним утром Лаки не стал бы колебаться. Но он принял близко к сердцу сказанное Элуин за ужином. При том, что намерения Лаки были самыми лучшими, все эти годы он пагубно влиял на Люка. Фермер может молиться о дожде, родитель может желать счастья ребенку, игрок может скрещивать пальцы на удачу, но никто из просителей не желает, чтобы удачи сыпались на него непрестанно и в невероятных количествах. Это серьезное испытание даже для самой сильной души.

Еще две звезды подмигнули Лаки. И тогда он решился. Ничего особенного Люку не сделается еще от одного поцелуя Фортуны, Этот последний, малый дар от Лаки вполне годится, чтобы отметить поворотный пункт в двух судьбах, которые были ему столь дороги. Лаки знал: то, что Элуин любила так горячо, на самом деле — часть Люка, часть, которая, вне всякого сомнения, сильно напоминала Лаки, но не была его сутью. Счастье Люка — это счастье Лаки. Так было, есть и будет.

Он сбросил халат и лег. Нет смысла заводить будильник. У него полно времени, чтобы восстановиться. Завтра он посетит единственное на этот день занятие, соберет снаряжение и отправится в холмы. С Гривзом и его махинациями разберется позже.

Потом Лаки вошел в Сплетение. Сплетение оказалось умеренно сложным, если, разумеется, оценка была правильной. Восстановление, скорее всего, будет стоить двух часов бессознательного состояния, и дело сделано! Он не станет никого принуждать: совесть никогда такого не позволит, — но постарается дать химии секса все возможные шансы на существование. Законы теории вероятности можно немного подправить, но вряд ли стоит ломать.