«Если», 2004 № 06

Он приподнялся, стараясь не сорвать одеяло, которое Мирв натянула до подбородка, снял цветной халат с намеренно низко вколоченного колышка, вручил ей и с улыбкой отвернулся к стене.

Его неизменно изумлял резкий переход от ночной полной раскованности к дневной девической скромности, но он научился смиряться с этим. И сейчас едва расслышал произнесенные шепотом слова благодарности за длинное и теплое одеяние.

Что же, комната действительно выстыла за ночь. Пора топить печку.

Он натянул другой, куда менее нарядный халат и принялся за работу. Мирв уже исчезла в соседней комнате.

Жилище Люка славилось среди деревенских девушек многими примечательными особенностями, если не считать главной ценностью самого Люка. Одной из этих особенностей были удобства, для пользования которыми не было нужды мчаться на улицу. Другой — душ (с горячей водой!). И хотя в этот час вода наверняка будет едва теплой, все же в стране уличных уборных, ночных горшков и умывальных тазиков подобные вещи считались вершиной роскоши. И Люк в этой самой роскоши жил.

К невероятной гордости своих односельчан, Люк оборудовал подобным образом два номера в ближайшей гостинице, но, как ни странно, только немногие путники соглашались переплачивать за обслуживание по последнему слову комфорта. Большинство считало новшества чересчур разнеживающими и губительно действующими на самодисциплину. Мало того, до сих пор никто из деревни не последовал примеру Люка, что казалось тому уж совершенной дикостью. Все восхищенно ахали и охали, но втайне соглашались с пуритански настроенными путешественниками.

Зато ночные гостьи Люка не отличались аскетизмом, и Мирв не была исключением.

Накрывая на стол, он слышал, как она, напевая, плещется под теплой моросью. И, как всегда, старался не размышлять об относительной привлекательности его постели, с ним самим в этой самой постели, или его ванны.

Молоко, фрукты, хлеб, мед, холодная густая овсянка с комочками изюмин. Никакого низкокалорийного йогурта. Его общество — тяжкий физический труд, где даже дочка преуспевающего кожевника сжигала не менее трех с половиной тысяч калорий. Люк знал, какой именно завтрак требуется для возмещения энергии, потраченной за ночь активных упражнений.

Мирв, похоже, была всем довольна. Она появилась из ванной в облаке влаги, кутаясь в халат и расчесывая волосы. Ее дубовая расческа с длинной тонкой ручкой была одним из его новейших «изобретений», почерпнутых из Сна, вместе со смывным клапаном и отстойниками. И имевшим куда больший успех, судя по неизменному проценту продаж за последние пять лет. Керис был очень доволен.

Мирв поцеловала любовника в щеку, позволив заодно мельком увидеть изгиб голой груди, и тоже уселась за стол.

Пока они мирно ели, он не сводил с нее глаз. Лаки она тоже понравилась. Во всяком случае, это следовало из его предрассветного Сна. Хороший знак. При всей своей застенчивости и неопытности с женщинами Лаки неплохо разбирался в людях.

Люка вовсе не одолевали бесчисленные сомнения и неуверенность в себе, терзавшие Лаки. Он знал, что и Лаки, и его странный альтернативный мир были реальными, точно так же, как знал, что его собственная мать родилась в том мире. Люк был уверен в своих возможностях, но оказался слишком здравомыслящим человеком, чтобы даже подсознательно гордиться перед соседями теми чудесами, о которых узнал от матери или почерпнул из Сна.

Не только расческу или смывной туалет. Его дневники включали все, что могла вспомнить мать о первичной медицинской практике или английской лексике, неизвестных в его мире, но вполне обычных в мире Лаки. Там содержались сведения об Эвклидовой геометрии, Ньютоновых законах механики и теории вероятности, усвоенных из Снов о Лаки, выполнявшем домашние задания. Иногда Лаки неделями не спал, бесконечно повторяя выводы частной и общей теории относительности, чтобы Люк на следующее утро смог понять основные принципы. Он и понял. Кое-что.

Однако отчетливо сознавал: в мире, где никто не ведает об электричестве, Эйнштейном ему не быть.

Люк нервно откашлялся. Мирв, взглянув ему в лицо, поспешно отложила ложку. Люку отнюдь не была свойственна задумчивость. И работа мысли, отразившаяся на лице любовника, привела девушку в замешательство.

— Э… я тут подумал, — пробормотал он, вертя ложку. — Как, по-твоему, из меня выйдет хороший муж?

Искреннее изумление молнией озарило ее лицо и тут же исчезло, сменившись бурей других эмоций, неразгаданных Люком. Ее глаза буквально ввинчивались в его физиономию в поисках тех тонких, почти незаметных намеков-сигналов, которые так хорошо умеет читать большинство женщин и так редко — мужчины.

Последовала долгая пауза.

— Сначала я хочу понять, куда именно ты клонишь? — спросила подруга настороженно, но довольно благодушно.

— Ну… видишь ли… не секрет, что у меня… э… было много девушек.

Никакой реакции.

— Но я… э… не буду же я вечно молодым.

Молчание. Похоже, помогать ему она не собирается.

— Словом, пора подумать о будущем.

Наконец до нее дошло, или она так посчитала. Потому что улыбнулась, как всегда, зазывно и взяла ею за руку.