«Если», 2003 № 08

— Ничего подобного, моя дорогая. Преданная жена, сраженная горем вдова. Вероятно, просто забывчивость. А Грэшем опять болтает о бедняках, как будто он что-то может сделать, если вспомнить, как его партия смотрит на налоги. Это преступление, вот что это такое. Преступление и черный грех.

— Да, конечно, Квинтус, но будь так добр, не отвлекайся. Когда я заехала туда вчера днем, окна не были занавешены, дверной молоток не был обернут черным крепом, а дворецкий сказал только, что госпожа никого не принимает.

— Так ведь он тогда еще не умер, — рассудительно заметил мистер Милдмей.

— Вздор! — сказала его супруга. — Даже самая энергичная вдова не сумеет поместить извещение о смерти в «Таймс» раньше чем за сутки, а если он еще не умер, когда я заезжала, у нее в распоряжении было лишь несколько часов. Нет, здесь что-то не так.

— Во всяком случае странно, — сказал мистер Милдмей. — Интересно, он тебе что-нибудь оставил?

— Как будто меня это трогает! Правда, он упомянул мне о своем рубиновом перстне, когда я в последний раз его видела, но сомневаюсь, что из этого что-то выйдет.

Мистер Милдмей положил газету.

— Его рубин? Пожалуй, он стоит не одну сотню фунтов. Да, было бы очень недурно получить этот камень.

— Сколько бы перстень ни стоил, Квинтус, я говорю о другом. Алворд выразил желание, чтобы он остался в нашей семье. Однако я его видела на пальце леди Базингсток.

— Она ведь его жена, Каролина. А жена, я надеюсь, принадлежит к семье мужа.

— Но не когда она вдова, Квинтус. Ведь она может снова вступить в брак и передать собственность первого мужа в семью второго.

— Значит, нам остается надеяться, что твой брат сделал соответствующее распоряжение в своем завещании. — Мистер Милдмей вновь взял газету, показывая, что вопрос исчерпан, но предупредил из-за шуршащих страниц: — Не стоит поднимать шум, Каролина, это будет выглядеть не слишком хорошо.

Миссис Милдмей в полной мере согласилась с мнением своего мужа, так что смогла нанести визит соболезнования и служить опорой горюющей вдове на похоронах сэра Алворда, не обращаясь к теме последнего визита покойного. И все же, стоя рядом с леди Базингсток у края могилы, она не сумела сдержать дрожи при виде рубина «Парват», пылавшего зловещим огнем на фоне траурных перчаток вдовы. Нет, Маргарет никак не следовало надевать перстень, и оставалось только надеяться, что горе помешало ей подумать, насколько неприлично выставлять рубин напоказ во время похорон. Тем не менее, когда на гроб упали первые комья земли, миссис Милдмей могла бы поклясться, что вдова улыбнулась.

— Но ведь она же была под густой вуалью! — воскликнула ее задушевная подруга леди Фицзаскерли, когда миссис Милдмей излила ёй свой праведный гнев.

— И все же, — возразила миссис Милдмей. — Ты же знаешь, как она выглядит!

— Как лошадь в белокуром парике, — ответила леди Фицзаскерли, которая испытывала к леди Базингсток такую похвальную неприязнь, которая могла удовлетворить самую взыскательную под-ругу.

— Вот именно. И самая густая вуаль, какая найдется в «Либерти», не спрячет даже мимолетного выражения на ее лице. Эта женщина скалила зубы, словно обезьяна. И в завещании не было ни единого упоминания о перстне, ни единого словечка, хотя многие коллекции брата розданы, а библиотека целиком завещана его клубу.

— Может быть, удар случился с ним прежде, чем он успел дать распоряжение нотариусу.

— Может быть. А может быть, и нет. Мне показалось, что мистер Чесс, когда завещание было оглашено, хотел поговорить со мной, но леди Базингсток всецело им завладела. А нынче с утренней почтой пришло письмо от мистера Чесса с нижайшей просьбой принять его в четыре дня сегодня же. Что ты об этом думаешь?

Леди Фицзаскерли терялась в догадках, но тема настолько ее заинтересовала, что она не могла не выложить все это леди Гленкоре Паллистер во время очередного визита. Леди Глен сидела в гостиной с мадам Макс Гекслер[5], своей частой гостьей, владелицей особняка на Парк-Лейн.

— Так это точь-в-точь дело с Юстескими брильянтами![6] — воскликнула леди Гленкора, когда леди Фицзаскерли закончила свой рассказ. — Вы помните скандал, когда дурочка Лиззи Юстес украла собственные брильянты, чтобы скрыть их от семьи своего покойного мужа?

— Нет, на мой взгляд, сходство здесь невелико, — сказала мадам Макс. Насколько я могу судить, никто ничего не украл. Джентльмен, впавший в детство, передумал, распорядился своей собственностью по-иному и поставил дам в щекотливое положение.

— А я считаю, что с миссис Милдмей обошлись очень бессердечно.

— Подумайте, моя дорогая! Ведь леди Базингсток — его вдова. Она ухаживала за ним в последние дни и разделяла его интересы.

— Его интересы! — холодно парировала леди Гленкора. — Лучше уж нам не касаться его интересов, если все, что я слышала, правда.

— Право, леди Глен! Вы же не верите, будто он колдун! — Воскликнула леди Фицзаскерли.

— Но он был членом «Магуса», так что еще я могу думать?

— Если он и был колдуном, — сказала леди Фицзаскерли, — то решительно странным.