В начале лета ветер задувал с юго-запада, ветер, пахнущий можжевельником, и шалфеем, и цветочной пыльцой. А потом он дул прямо с востока, сухой ветер, пахнущий пылью и дымом, обрушивающий ливни иссохших листьев и семян сердечника и тысячелистника. С востока часто наползали грозовые тучи, гигантские клубящиеся пейзажи, пурпурно-багровые и льдисто-зеленые в своих глубинах. И тогда, если ее стоянка была на открытом гребне, Делия уходила из трейлера и спускалась по склону в какую-нибудь лощину, где было безопаснее, но если трейлер стоял в котловине, то она оставалась с овцами все время, пока у них над головами в ослепительных зигзагах молний, под сокрушающие канонады грома бушевала война. Возможно, восприятие погоды в горах, умение терпеливо переносить ее прихоти, давно вошли в плоть и кровь чурро: во всяком случае, они, сбившись в кучу, пережидали грозу с поразительным спокойствием и стойко терпели хлещущие струи ливня.
Пасти овец было просто, хотя Делия знавала пастухов, превращавших свои обязанности в тяжелую работу. Такие ни на минуту не оставляли овец в покое, сбивая их в плотное стадо, непрерывно перегоняя с места на место. Она позволяла овцам пастись, как им вздумается, делать то, что им хотелось, и самим принимать решения. Если стадо начинало разбредаться слишком далеко, она свистела или кричала, и часто отбившиеся овцы поворачивали и возвращались к остальным. Только если они уходили на большие расстояния, она посылала собак. Чаще же она просто наблюдала за животными, проверяла, хороша ли трава, следила, чтобы они оставались в пределах участка «О-штриха». Она изучала овечий язык движений и старалась приспособиться к натуре своих подопечных. Когда она выкладывала для них соль, то насыпала ее на валуны и пни, потому что видела, как им нравится искать и находить.
От весенней травы их испражнения мягчели, и она выстригала шерсть под их хвостами острыми ножницами с короткими лезвиями. Она давала им глистогонное, подрезала копытца, проверяла зубы и лечила маток от мастита. Она вычесывала репьи из шерсти собак и обирала с них клещей. «Вы такие хорошие собаки, — говорили им ее руки. — Я очень вами горжусь».
У нее был старенький бинокль 7x32, и в долгие тихие дни она наблюдала вдали табуны мустангов, косматых кобыл с темной полосой вдоль спины и с черными ногами. Она читала старые номера местных газет, просматривала некрологи, нет ли знакомых имен. Читала растрепанные романы в бумажных обложках, раскладывала пасьянсы и обыскивала склоны в поисках наконечников стрел и редких камней, которые зимой продавала любителям. Наблюдала джунгли пожухлой травы, кишевшие кузнечиками, жуками, сверчками и муравьями. Однако большую часть дня она просто ходила. Овцы иногда устраивались на ночлег на порядочном расстоянии от ее трейлера, и надо было приходить к ним еще до восхода солнца, когда нападают койоты. Обычно она вставала в три или в четыре и шла к овцам в темноте. Иногда она возвращалась на стоянку пообедать, но потом оставалась с отарой до заката, когда могли вернуться койоты, а потом шла домой в темноте, чтобы напоить и накормить собак, поужинать и забраться в постель.
В первые годы на Джо-Джонсе она часто уходила от стада просто посмотреть, что скрывается за гребнем, или хорошенько разглядеть сложные формы какого-нибудь пастушьего памятника. Складывать плоские камни в подобие обелисков было обычным развлечением пастухов, эти памятники были разбросаны по всему овечьему краю, и хотя у самой Делии никогда не возникало желания складывать камни в пирамиды, она любовалась творениями других людей. Иногда она делала крюк в несколько миль, чтобы поближе рассмотреть такой монумент.
Она хранила в памяти карту своего участка, разделенного на десять пастбищ. Каждое — на несколько дней, а когда овцы переходили на новое пастбище, она меняла стоянку. Трейлер она буксировала стареньким пикапом «додж» через россыпи и русла ручьев, через впадины и иссохшие луга до нового места. А добравшись туда, она, когда мотор был выключен, и тяжелый старый кузов оседал на шинах, оставалась некоторое время совсем глухой, ее голову наполнял тупой белый рев.
Она пасла примерно восемьсот овец, не считая их ягнят, среди которых было много двойняшек и тройняшек. Ярость, с какой матки чурро бросались на защиту своих детенышей, иногда создавала трудности для собак, но в результате ее потери оставались незначительными. На Джо-Джонсе обитало много койотов, а иногда из солончаковой пустыни по северную сторону горы в поисках лучшего охотничьего участка сюда забредал кугуар или медведь. Эти звери считали овец своей законной добычей, и Делия признавала это, но признавала она и свое право оберегать отару. Овцы гораздо умнее, чем принято думать, а чурро были умнее других овец, которых ей доводилось пасти, но к середине лета койоты успевали подать весть друг другу: «Буен карне!» — Делии с собаками приходилось прилагать все усилия, чтобы обезопасить овец.