«Если», 2002 № 01

Глассерман остановился так резко, что я едва не впечатался в его спину. Из-за пробитой снарядом походной кухни выскочил низкорослый плечистый центурион в начищенной бронзовой броне. Оперенный шлем был надвинут до бровей. Короткая туника оставляла открытыми ноги, защищенные наколенниками из тонких бронзовых пластин. Одну сандалию он где-то потерял, из пореза на пятке сочилась кровь.

Закрыв меня своей могучей спиной, Глассерман медленно попятился назад. Центурион, хищно оскалившись, вскинул короткий широкий меч. Оказывается, меч можно держать за лезвие, как кинжал…

Против этого профессионального убийцы у Глассермана не было ни единого шанса, и я решил было броситься наутек, но воздух разрезала длинная автоматная очередь. Центурион рванулся вперед, пошатнулся и упал на колени.

Из-за ближайшей дюны вышел молоденький офицерик в черном эсэсовском мундире. На плече небрежно болтался «шмайссер». Русые кудри офицера были на редкость буйными, так что черная фуражка с серебряным черепом сдвинулась на затылок. Водянисто-голубые глаза безразлично остановились на окровавленной спине центуриона. Брезгливо поморщившись, парень ударил римлянина начищенным до блеска сапогом. Центурион, не проронив ни звука, рухнул на землю, дернулся и затих — уже навсегда.

Автоматное дуло уставилось на нас. Немец переводил взгляд с Глассермана на меня и снова на Глассермана.

— Доктор?..

— Г-хм-м… да, я доктор Глассерман. Позвольте спросить…

— Следуйте за мной, — оборвал его офицер. — У меня приказ доставить вас в императорский бункер. — Он перевел взгляд на меня: — А это кто?

— Мой ассистент.

— Насчет ассистента я никаких распоряжений не получал. — Черное отверстие ствола посмотрело мне прямо в глаза.

— Ну вот что, лейтенант! — голос моего спутника прозвучал неожиданно жестко. — Если я правильно понял, то вас прислал лично Бонапарт…

— Как вы можете говорить о фюрере…

— Могу! — зло отрезал Глассерман. — Я, старый еврей, о Бонапарте буду говорить все, что захочу. И это сугубо личное дело, касающееся только нас, и никого кроме. Что же до моего ассистента, то соблаговолите не вмешиваться в дела, в коих ни черта не смыслите.

Надменность, облаченная в черный мундир, заметно подтаяла. В офицерских глазах скользнул страх, и руки инстинктивно вытянулись по швам широких галифе.

— Мне приказано обеспечить вашу безопасность, герр доктор. Прошу вас следовать за мной… И вашего ассистента, разумеется, тоже.

Несколько минут спустя мы вышли к разбитой проселочной дороге, за которой раскинулась просторная холмистая равнина, поросшая высокой травой. Всего в полукилометре от нас римские легионеры отражали атаку конницы варваров. Канонада со стороны Дюнкерка поутихла, и теперь мой слух раздражали звон мечей и яростные вопли нападающих.

— Не обращайте внимания, — подал голос лейтенант, — у римлян ни единого шанса. Наши прадеды скоро займут Рим… Прошу вас поторопиться, машина ждет.

На дороге нас и в самом деле поджидал черный мерседес. На капоте трепетал красный флажок со свастикой в белом круге. Шофер, откормленный ефрейтор в зеленой полевой форме и с автоматом наперевес, любезно придержал рукой открытую дверцу, пока мы усаживались.

Уже в салоне автомобиля я перевел взгляд на Глассермана. Он улыбался каким-то своим мыслям и был явно доволен творившимся кошмаром. Определенно, эта отвратительная зеленая униформа без знаков отличия (такая же была и на мне) ему не шла, я привык видеть его в белом халате. Еще больше меня удивляло и смущало отсутствие столь привычных мне огромных очков, занимавших почти половину его лица. Сейчас же на нем были маленькие круглые стеклышки в стальной оправе, которые придавали лицу Глассермана какой-то беззащитный вид.

Машина подпрыгивала на ухабах, за пыльными окнами проплывали (точнее — проскакивали) холмы, рощи и долины, повсюду шли ожесточенные бои. Все перемешались в этой кровавой бойне — египтяне, вавилоняне, крестоносцы, гунны, татары, росичи…

Пришлось изрядно поколесить вдоль одной из речушек, пока нашли брод (мост оказался взорван). «Партизаны», — пояснил лейтенант. Дорога расширялась, теперь стали встречаться мотоциклисты, грузовики, крытые маскировочными сетками, колонны пехоты. Солдаты с закатанными до локтей рукавами и пилотками набекрень двигались, не соблюдая строя — по всему было видно, что они еще не обожжены тяжелыми сражениями. Глядя на их самодовольные лица, я с невольным злорадством подумал о зиме 1941 года.

Водитель снизил скорость — дорога змеилась вверх по склону высокого холма. Вдоль дороги тянулись бетонные панцири пулеметных дзотов, из окопов выглядывали солдаты с фаустпатронами и огнеметами, то тут, то там зловеще щерились в небо дула орудий и минометов. Через каждые сто метров дорогу преграждали шлагбаумы, но пропуск лейтенанта неизменно заставлял мрачных офицеров вытягиваться во «фрунт».