«Если», 2002 № 10

На фоне загрузочного окна «Windows» возникла бледная тусклая физиономия — моя собственная. Поглазела на меня несколько секунд и недовольно скривилась. Сразу видно, человек уже никуда не спешит. Обреченный на…

Я подкрутил яркость монитора и вернулся к работе. Неотложных заказов хватило ровно на два часа. Теперь никаких дел до самой полуночи. А пока можно и вправду побороться с бессонницей. Тем более, что она сегодня, похоже… а-у-а (я зевнул)… не в лучшей форме.

Во сне приходила утренняя уборщица, вся синяя. Стояла в изголовье, просила снять грех с души. Обещала за это бесплатно вымыть оба окна и покрасить подоконники. Я спросил с иронией, в какой цвет. В правильный, ответила, цвет, она уж и синьки навела полведра. Я-то здесь при чем? — возмутился тогда я и, не просыпаясь, продиктовал ей Пашкин телефон. С ним разбирайтесь, он с родителями живет, у них подоконники шире. Но старушка не уходила, все умоляла, потом начала всхлипывать, противно так, пронзительно, пока всхлипывания не превратились в настойчивый зуммер будильника.

Только не спрашивайте, скольких бездарно потраченных часов и испорченных нервов мне стоило отыскать в Сети этого «обреченного на…»! Зато я в очередной раз убедился, что интернет как источник информации исчерпал себя и превратился в свалку данных, разрастающуюся со скоростью Вселенной. Поиск в ней напоминает процесс намывания золота вручную. Найти можно все, что угодно, но не вдруг. Сперва извольте перелопатить и просеять мелким ситечком горы неугодного, бесполезного и никаким боком не интересующего вас материала.

Но в конце концов справедливость восторжествовала. Методом исключения мне удалось выяснить, что наш вислоусый писатель обречен именно на «память», а не на «месть», «убийство», «бой» и еще десяток вариантов, которые мне услужливо попыталась подсунуть поисковая система. Одновременно определилось имя автора: Игнат Валерьев. Это сочетание архаичного имени с редкой фамилией настолько обрадовало меня, что я, не задумываясь, тут же набрал Пашкин номер.

Кстати, два часа ночи — идеальное время для звонков на сотовый. Тарифы самые низкие.

— Па-аш!

— Са-аш! — Он ответил возмущенно, но быстро — значит, еще не ложился. Какая-то музыка в трубке — значит, не на работе, можно и побеспокоить. Но на всякий случай лучше предварительно слегка обескуражить.

— Отвечаю на невысказанный вопрос. Сорок одна минута второго. Теперь твоя очередь. Информация в обмен на информацию. Мне нужно срочно найти одного человека. — Я быстро надиктовал скудные данные: москвич, примерно тридцати лет, имя, фамилия…

Некоторое время Пашка громко и неразборчиво пыхтел в трубку. Затем спросил:

— Прямо сейчас?

— Желательно, — нагло заявил я. — В крайнем случае утром. А пока скажи, администратор ЦДЭ так и не объявился?

— Телефоны молчат. Вернее, один все твердит про зону уверенного приема, а по другому милый девичий голосок отвечает: «Нет, еще не приходил».

— А секретарша не в курсе, куда ее начальник мог так внезапно запропаститься?

— Секунду! — В трубке зашуршало. В обещанную секунду Пашка, конечно, не уложился, но все равно отозвался довольно скоро. — Нет, она не знает.

— Однако, — удивился я, — быстро же ты с ней связался!

Моя ирония осталась незамеченной.

— Говорит, что у шефа есть дача где-то в районе Бабовска, но в любом случае он бы сначала предупредил…

Разве что покидал столицу быстро и в сильной панике, подумал я про себя.

Администратор дома культуры — должность наверняка не только ответственная, но и денежная. Там небольшой перерасход фондов, здесь незарегистрированная аренда помещения… А ведь ему приходилось общаться с добрым самаритянином! Что там по новому цветовому кодексу уготовано мздоимцам и стяжателям? Кажется, превращение в апельсин? Глянул в зеркало оранжевым взглядом, ударился в панику, затем — в бега. Спрятался на подмосковной даче, как иные посиневшие уборщицы прячутся в тесных клетушках позади сцены.

— Ну, у тебя все? — отвлек от размышлений Пашка. В голосе нетерпение, как будто телефонная трубка жжет ему пальцы.

— Почти, — пообещал я. — Ты не знаешь, какого цвета был первородный грех?

— Завтра! — тактично оборвал он. — Поговорим об этом завтра. Сейчас мне, извини, немного не до чего.

Я погасил свет в комнате, отключил монитор и отправился спать с чувством перевыполненного долга.

«Бурбон!» — прочел я и задумался.

Спустя пол минуты, ничего не надумав, еще раз перечел размашистое «Бурбон!» и в недоумении покосился на автора записки.

Маришка спала, почти целиком «закуклившись» в одеяло, только голова наружу — губы поджаты, лицо немного ожесточенное, бледное. Вполне естественного, учитывая бессонную ночь, цвета.

Я снова не услышал, как она пришла, разделась, легла рядом… Предварительно нацарапав, не включая света, несколько строк на выдранном из принтерного лотка листочке. Видно, сильно ее зацепило накануне, раз возникла потребность выговориться немедленно, не дожидаясь, пока я проснусь.

Но с какой стати ее с утра пораньше потянуло на французские вина?