А сейчас можно наслаждаться его запахом, его присутствием, звуками его тяжелого дыхания. Наблюдать за тем, как опасадает и поднимается мощная грудная клетка, сокращается стальной пресс, который она расцарапала до красных полос, пока он врезался в нее мощными ударами. Растворяться в его сильной энергии, от которой тяжелеет каждая клеточка тела. Ощущать приятную боль в измученных им мышцах, которые он изрядно пометил своей спермой.
Они даже не ходили в душ, так и уснули где-то на полу, затерявшись в пространтсве.
Прижимаясь носом к груди Драгона, Эльза присматривается к мелким деталям его тату, на которую падает свет от камина. Несмотря на то, что глаз спящего дракона закрыт, по определенным деталям можно определить то, что он когда-то был открытым. Перед внутренним взором Эльзы мелькает воспоминание:
Воспоминание быстро схлопывается, но губы Эльзы до сих пор дрожат, из горла рвется немой крик, но он выходит наружу через безмолвные слезы, стекающие по ее щекам.
— Малышка, ты плачешь? Иди ко мне, — сквозь сон бурчит Драгон, сгребая ее в обжигающие объятия, притягивая на себя. Кожа к его коже — это почти оргазм, без всякого проникновения, и она зарывается лицом куда-то в его шею, целуя его иступлено и нежно, ощущая как его крупные ладони скользят по всему ее телу, оставляя на нем свои метки.
— Ты чего плачешь? — он кажется, все еще спит, и кажется таким милым и уязвимым в этот момент. — Я тебя не обижу, девочка.
Сердце Эльзы разрывает от боли, смертельная агония разливается по немеющим венам. Что будет, если обидит она?
— Влюбился что ли? — в шутку спрашивает она, пытаясь все свести к легкости.
— Почему бы и нет, — усмехается Драгон. — Ты не оставила мне выбора.
— Шах и мат, мистер Голденштерн, — номер отеля заполняется их искренним смехом и звуками сладких ненасытных поцелуев, и прервать их — для обоих, подобно смерти.
Но к «разговорам на подушке» никогда не стоит относиться серьезно. Все, что сказно во время секса или после него, можно всегда смело умножать на ноль и Эльзе это прекрасно известно.
На рассвете они выбираются к морю. Эльзе кажется, что такие разговоры безопаснее вести на улице, чем в комнатах, где теоритически может быть установлена прослушка. Но Драгону ону говорит, что просто хочет просто подышать приятным прохладным утренним воздухом, который так редко бывает в пустыне. Лишь в утренние часы.
Драгон заказывает на шезлонг два кофе, и покрепче — он привык вставать рано, но его утро не начинается без этого напитка. Он несколько раз порывался избавиться от этой зависимости с помощью псевдо-меандра, но каждый раз понимал, что не может лишить себя этого удовольствия осознанно. Эти мысли, часто наводили его на рассуждения о том, как он осмелился применить его в столь серьезном вопросе, как стирание самой ценной боли, которую он носил внутри?
Неужели он действительно мог пойти на это в здравом уме и трезвой памяти?
Удалить единственное, что закаляло его, придавало ему сил, аккумулировало его злость и ярость, которую он мог направить в нужное русло? Неужели он был настолько слаб и глуп еще несколько лет назад?
Он бы все сейчас отдал, чтобы вспомнить. Он хотел бы помнить каждую минуту с ней, до сих пор, несмотря на то, что не помнит ни ее лица, ни ее имени, ни каких-либо детальных подробностей их истории.
Тогда бы и открыть сердце для Эльзы было легче, потому что он не испытывал бы этого раздирающего чувства вины за то, что бесконечно предает женщину, которая была первой, кто сбила с него спесь идиотизма, максимализма и высокомерия, слепого присущего Голденштернам.
— Я так понимаю, ты готова рассказать мне все, что произошло на форуме. Начиная с того момента, как ты вообще туда попала. И как осмелилась на эту авантюру, — они опускются на два лежака, расположенных параллельно и близко друг к другу.
Эльза потягивает айс латтэ, одномоментно поправляя огромную шляпу в ретро-стиле. Она выглядит сногсшибательно даже на пляже, а ее купальник представляет собой нечто невесомое в виде множества веревок, что красиво обвязывают ее тело, словно в шибари.
Такая нежная кожа…он с щемящим чувством в груди ласкает взглядом ее ожоги, татуировки и синяки, оставленные им сегодняшней ночью. Его полностью удовлетворяет мысль о том, что Леонель увидит его следы на ее теле и шее. Каждый миллиметр ее тела должен кричать пространству о том, что она принадлежит ему.