— Значит, что все это время он притворялся, что не претендует на кусок пирога, — вслух рассуждает Леон, бросая на меня проницательный взгляд. Его рука опускается на хрупкое плечо Эльзы, большой палец скользит по точеной ключице…когда она накрывает его ладонь своей, я замечаю толстый браслет в виде пантеры из платины и брильянтов, которого у нее раньше не было. Знаю, что именно его она очень хотела, но как брат прочитал ее мысли? Или у него нет фантазии и браслет настолько попсовый?
— Может, что-то сподвигло его, не подскажешь? Может, наш отец пришел в себя, и ты от меня это скрываешь? — задает вопрос в лоб Леон.
— Так будет безопаснее для всех. И нет, он не пришел в себя. Скорее всего, ты добился своего и ему недолго осталось.
— Все-еще считаешь, что я его отравил? А может, это сделал Астон?
— Только ты мог это сделать, — не колеблясь, отрезаю я.
— Доказательств у тебя нет.
— Это правда. Я подумаю над твоим предложением, — отвечаю Леону коротким кивком. Астона тоже нужно держать на прицеле. Тучи сгущаются, в «королевской гавани» грядет переворот.
— Кстати, о казино. Это хорошая идея, Эльза. Давно не сбегал с собственного мероприятия и не совершал безумных поступков, — мой брат обращается к спутнице, а я вновь смотрю на браслет Эльзы, акцентируя внимание на ее тонком запястье и коже, с выбитой на ней буквой «К».
Она порой, так сильно врезается мне в голову.
Где я уже ее видел?
Не только на ее коже.
На картине брата? На его коже? Или где-то еще?
Леонель Голденштерн давно не ощущал этого. Легкости. Невесомости.
Чего-то детского, похожего на нежный смех, олицетворяющийся у нее со звоном.
С запахом свежескошенной травы, влажной после дождя…свежим бризом, касающимся кожей.
С жизнью, которая когда-то у него была.
Он помнит, каково это, невозможно не помнить.
И пусть сейчас, Леонеля мало интересуют такие забавы, окунуться в это на время не кажется ему такой уж плохой идеей.
Когда твои руки в крови по локоть, а под ногами — гора из сгнивших костей твоих жертв, тяжело поверить в то, что ты еще способен на контакт с солнцем. Лучи солнца сжигают Дьявола, а не красиво подсвечивают его кожу, как в фильме «Сумерки», это сказки для глупых девочек. И одна из них сейчас рядом с ним.
Таких женщин действительно не много, хотя он видел десятки, сотни, тысячи красавиц. Да, у нее тоже правильные черты лица и хорошая фигура, но столь яркой ее делает лишь искра, которой она умеет заражать любого, кто оказывается в ее пространстве.
Эльза что-то увлеченно рассказывает ему, пока они едут в машине. Кортеж из тридцати машин — его минимум, но сейчас он не чувствует напряжения, какое обычно бывает перед ощущением взрыва.
Она отвлекает его от мыслей о партнерах, задачах, планах, сценариев, жертвах. Отвлекает от мысли, что сегодня с утра он диктаторским жестом устранил еще одного своего «друга» из так называемой свиты, что был не согласен с его планом и видением дальнейших событий.
Он сделал это легко, без сомнений и милосердия. Сделать это Леону куда легче, чем съесть завтрак на мероприятии, где находится много посторонних людей. А посторонние — это все.
Его мозг погружается в автономный режим. Картинка за картинкой, ее смех, запах…
Но для него она всего лишь тень женщины, которую он намеренно стер из памяти, оставив на своих картинах.
На Эльзу у него большие планы, но четкие инструкции и структура их общения стирается, когда она погружает его в водоворот полного спектра эмоций. От неприязни и пренебрежения до восхищения и пленения. Ее безумие заражает, ее открытость и проявленность. Не так давно, в Дубай открылся искусственный остров с огромным отелем-казино, и Эльза покупает на его карту фишки за фишками, фишки за фишками…
Леон чувствует себя в стельку пьяным, не замечая времени, и утекающих, словно песок сквозь пальцы, денег. Барабан рулетки вращается, карты летят в разные стороны, дилера считают фишки, купюры, флюоресцентные цвета игровых автоматов раздражают сетчатку глаза…все сливается в единый калейдоскоп цветов, и Леонель осознает, что давно не отключал мозг на таком уровне, как сегодня.
Они проиграли триста миллионов долларов за три часа.
Даже для него это ощутимая сумма, но ему плевать, потому что он впервые за долгое время слышит собственный смех.
Когда они оказываются в номере отеля, у него нет желания трогать ее, прикасаться к ней, заниматься сексом. Он все о себе знает — он не способен на близость, ни на эмоциональную, ни на физическую без стимуляторов.
Да и не хочет этого.
Единственное, что он хотел бы сделать с ней сейчас едва ли бы оставило ее по-прежнему прекрасной и улыбчивой, смеющейся и живой…но он не посмеет испортить красивую фигуру, которой еще предстоит пройти по игровому полю на своих каблуках.
Эльза боится, замечая его типичный, лишенный душевного выражения, взгляд. Он ощущает ее страх рецепторами носа, и это только дразнит его, потому что хотелось бы…явить ей всю свою суть, показать звериный лик, но это противоречит его цели.