Олег быстро вскочил и резво пошел по коридору. Я последовала за ним. В просторную кухню мы вошли вместе, и я вздрогнула. На стене скалила зубы маска, страшная рожа из дерева. Такие сувениры туристы привозят из Африки. Олег, не обращая на нее внимания, остановился у стола.
— Так он идиот или нет? — в который раз задалась вопросом Надежда Петровна.
— Считайте мальчика эскимосом, — отмахнулась я. — Переводчика мы не нашли, вот и пытаемся договориться на пальцах.
— У нас на рынке стоит Сяо Мяо, — вздохнула Надежда, — не знаю, так ли его на самом деле зовут, все Сяо Мяо кличут, но только с продавцом даже поторговаться можно. Он ни бельмеса не знает по-русски, я ни слова по-китайски, а его понимаю. С Олегом все не так.
— Ладно, считайте, что он эскимос с Марса, у нас с ним нет ничего общего, — буркнула я и попросила: — Покажите Олегу содержимое холодильника.
Едва Надежда Петровна распахнула дверцу, как паренек указал на упаковку творога.
— Одиннадцать.
— Одна проблема решена! — возликовала я. — Дайте ему поесть.
Надежда помрачнела.
— Я живу на пенсию, считаю копейки, выкручиваюсь ужом из нищеты. Дорогие продукты позволяю себе редко, этот творожок беру раз в месяц!
Я сбегала в прихожую, достала из сумки деньги, протянула Наде и спросила:
— Этого хватит? Теперь можно угостить Олега?
— Не вопрос, — обрадовалась «щедрая» старуха, — пусть лакомится.
Я открыла упаковку и поставила ее на стол.
— Приятного аппетита.
— Одиннадцать, — произнес Олег, хватая ложку.
— Почему он так еду называет? — удивилась Надежда Петровна.
Я повертела в руках крышечку из фольги.
— Можно лишь догадываться. Хотя… раз, два, три… Понятно. Видите, тут нарисованы ягодки, их ровно одиннадцать. Для Олега очень важны цифры и цвета.
— Пить, — прозвучало от стола.
— Заговорил, — всплеснула руками старушка, — немедленно скажи телефон матери, иначе ничего не получишь! Ни чая, ни творога, и карандаш отниму!
— Синий! — выкрикнул Олег и нырнул под стол.
— Черт бы вас побрал! — рявкнула я. — Только портите все дело!
Надежда Петровна поджала губы.
— Зря ты ругаешься, мальчишка притворяется, дурит нам голову. Психи даже кирпичи едят, а он вкусное выбрал.
Дремучесть Надежды Петровны, ее эгоизм и полнейшее нежелание понять бедного мальчика были возмутительны, но какой смысл воспитывать пенсионерку?
Я вынула сотовый, набрала хорошо известный номер и сказала:
— Костик, сделай одолжение, проверь, не подавал ли кто заявление о пропаже мальчика примерно четырнадцати лет, он болен аутизмом.
— Моментик, — ответил приятель.
Вот за что я люблю Константина: в отличие от полковника Дегтярева, он не задает глупые вопросы типа «Зачем тебе эти сведения?» — а быстро выполняет просьбу.
— За какой срок искать? — деловито уточнил Костя.
Я решила подстраховаться:
— Две недели.
— Куда, куда вы удалились, весны моей златые дни, — фальшиво замурлыкал Костик, — что день грядущий… Нет!
— В смысле, парня не ищут? — уточнила я.
— Аутиста нет, — вздохнул Константин, — есть восемнадцатилетний без ноги.
— Не наш, — отмела я этот вариант. — Хорошо. Теперь пробей по своему компьютеру Анатолия Михайловича Калинина.
— Сердце красавицы склонно к измене и к перемене, как ветер мая, — обратился Костик к другой опере, — ласки их любим мы, хоть они ложны… Год рождения назови! Тут у меня несколько человек с такими данными. Одному семьдесят пять, другому десять, третьему вот-вот двадцать восемь стукнет.
— Последний, похоже, мой, — обрадовалась я.
— Так, слушай. Анатолий Михайлович Калинин, неработающий, проживает в поселке «Медтехника».
— Точно он! — заволновалась я. — Быстренько нарой данные на его жену, бывшую.
— О дайте, дайте мне свободу, я свой позор сумею искупить, — завел партию князя Игоря Костя, — извини, парень оказался умнее меня. Он ни разу не ходил в загс.
— Не может быть! — изумилась я.
— Встречаются среди мужчин такие, кто понимает: хорошее дело браком не назовут, — хохотнул Константин, — Анатолий хомут на шею не вешал, молодец!
— А кем ему приходится Лариса Безуглая? — растерялась я.
— Джисус Крайс, суперстар, — завел культовую рок-оперу приятель, — судя по документам, никем.
— Проверь, где Калинин был прописан до квартиры в «Медтехнике», — с азартом спаниеля, бегущего за подстреленной уткой, потребовала я.
На этот раз в трубке повисло молчание, у Кости закончился запас арий.
— В общежитии художественного училища, — выдал наконец «певец», — он там аж семь лет гранит науки грыз. Надо же, не выгнали его.
— Копай глубже, — зашипела я, — найди его родителей.
— Нечего рыть, — не замедлил с ответом Костя, — отца у него нет, матери тоже, они умерли. Как сирота, Анатолий поступил в училище без конкурса.
— Дай его старый адрес!
— Ох, рано встает охрана! — вспомнил замечательный мультик компьютерщик. — Город Торжок. Калинин его покинул и решил штурмовать столицу.
— Как же парень оказался в поселке «Медтехника»? — воскликнула я.