— Да ходила я в отделение, — всхлипнула пенсионерка, — вытурили меня оттуда, сказали: «Дело семейное, мы в такие не впутываемся. Зять поправится — у него и спрашивайте».
— Синий, синий, синий, — твердил подросток.
— Ну и как с ним договориться? — кивнула на Олега Надя. — Ларка и мужик в плохом состоянии, а если они помрут? Мне с этим оставаться?
— У мальчика есть документы? — поинтересовалась я.
— Сто двадцать четыре, семьдесят восемь, двести, — вдруг сказал Олег.
— Молчи, идиот, — топнула ногой Надя, — кретин безмозглый!
— Синий, синий, — раскачивался из стороны в сторону подросток, — синий…
— Кажется, я поняла, — осенило меня, — синий — это что-то неприятное. Олегу не понравился запах валокордина.
— Синий, синий, — ныл мальчик.
— Он нас понимает, — обрадовалась я, — можем попробовать договориться. Олежек, хочешь пообедать?
— Сто двадцать четыре, семьдесят восемь, двести, — сказал подросток.
— Договорилась, — фыркнула Надя, — какие с кретином беседы?
— Синий, синий, — задергался Олег.
— Прекратите его обзывать, — рассердилась я, — Олег активно участвует в разговоре, он обиделся.
— И ты в это веришь? — ухмыльнулась Надежда.
— Да, — решительно ответила я, — представьте, что на землю прилетели инопланетяне. Олег с Марса, он не владеет нашим языком, однако возможность завести диалог есть.
— Сомневаюсь, — возразила она.
— Стоит попробовать, — не успокаивалась я.
— Если уговоришь его поесть и помыться, буду очень тебе благодарна, — произнесла Надя.
— Попытаюсь, — кивнула я. — Олег, меня зовут Даша.
— Сто двадцать четыре, семьдесят восемь, двести.
— Олежек, я Даша.
— Сто двадцать четыре, семьдесят восемь, двести…
— Здорово получается, — ехидно заметила Надежда, когда эта фраза повторилась в десятый раз. — Тоже мне, переводчица с абракадабры. Ты ему свое имя, а он хрен чего в ответ.
Я подпрыгнула на стуле.
— Правильно! Его так зовут! Ну как я не сообразила раньше?
Хозяйка вскинула брови:
— Чего?
— Вы совершенно верно заметили. Как поступает воспитанный человек, завязывая знакомство? — спросила я.
— Не понимаю, — растерялась Надежда.
Я воодушевилась.
— Все очень просто. Если я скажу вам: «Добрый день, меня зовут Даша», — что вы ответите?
— Очень приятно, я Надежда Петровна, — откликнулась хозяйка.
— Верно, — обрадовалась я, — а теперь слушайте. Олежек, я Даша!
— Сто двадцать четыре, семьдесят восемь, двести, — не переставая рисовать, сообщил мальчик.
— Вы попробуйте, — приказала я, — скажите ему свое имя.
— Олег, я Надежда Петровна, — устало произнесла старуха.
— Сто двадцать четыре, семьдесят восемь, двести, — ровным голосом повторил подросток.
— Хочешь сказать, что он так представляется? — поразилась старуха.
— Точно, — кивнула я, — Олег нас понимает и вступает в контакт.
— С трудом могу себе представить родителей, которые указали в метрике ребенка набор цифр, — поежилась Надежда Петровна, — идиотов, конечно, на свете много, но есть же предел тупости.
— В документе у мальчика, очевидно, стоит Олег Анатольевич, — заявила я, — с большой долей вероятности, он Калинин, но мать могла дать ему и свою фамилию. Это, так сказать, на нашем языке, а в понимании ребенка он сто двадцать четыре, семьдесят восемь, двести.
— С ума сойти, — ахнула Надя.
Я решила ее игнорировать и вновь спросила подростка:
— Хочешь, я буду обращаться к тебе как к взрослому человеку — Олег Анатольевич Калинин?
Паренек внезапно закрыл лицо руками.
— Синий, синий, синий!
— Похоже, ему не нравится, — проявила интерес к моим экспериментам старуха.
Я заглянула мальчику в глаза.
— Не хочу тебя расстраивать, подскажи, как лучше к тебе обращаться?
— Сто двадцать четыре, семьдесят восемь, двести, — без задержки сообщил аутист.
— Отлично, — обрадовалась я, — тебя мама так называет?
Неожиданно мальчик отложил карандаш и сказал:
— Девять.
Я пришла в восторг.
— Девять! Очень красиво! Это мое любимое число! Девять!
— Красный, — вдруг прибавил новое слово Олег.
— С собакой и то быстрее договоришься, — вздохнула Надежда.
Мальчик вцепился в карандаш и, быстро водя им по бумаге, забубнил:
— Синий, синий, синий!
— Ишь, не нравится! — рассердилась Надежда Петровна.
— Да погодите вы, — отмахнулась я от нее. — Ответь, пожалуйста, Олег Анатольевич красный?
— Синий, синий, синий!
— А сто двадцать четыре, семьдесят восемь, двести кто?
Паренек положил голову на рисунок.
— Белый, — сдавленно произнес он.
— Может, красный? — осведомилась я. — Синий плохой, красный хороший, а ты замечательный мальчик, следовательно, красный.
— Белый, — не согласился подросток, — белый.
— А твой папа, он какого цвета? — я продолжила поиски в дремучем лесу.
— Синий, — затрясся Олег, — синий. Красный, красный.
— Вот и договорились, — каркнула Надежда, — отец у него такой плохой, что жуть какой хороший.
Я разозлилась:
— Вы хотите вернуть мальчика его матери?
— Конечно, — залопотала Надя, — зачем мне идиот в квартире?
— Тогда не мешайте, сидите тихо, — велела я, — у нас наметился прогресс. Девять, а что ты скажешь о своей маме?
— Красный, — выпалил Олег, — красный, красный!