– Вот для чего не хотел я с тобою беседовать о вере! Невольно досаждаем друг другу. Впрочем, называю волком не Григория XIII, а папу, не следующего Христову учению. Теперь оставим…
Государь ласково положил руку на плечо Антония.
Народ не входил в подробности – его соблазняло необыкновенное царское уважение, проявляемое к римскому послу. Страхи его, однако, оказались напрасными.
Да простят мне дорогие читатели то небольшое историческое отступление от нити рассказа, необходимое для того, чтобы определить настроение русского царя и народа после несчастного окончания войны и невыгодного мира с Польшею, заключенного с потерею многих областей. Взамен этих областей, к понятной радости царя и народа, явилось целое Царство сибирское, завоеванное Ермаком Тимофеевичем, подвигнутым на это славное дело ожиданием царского прощения и любовью к Ксении Яковлевне Строгановой!
Одно вытекало из другого и обуславливало его.
VI
Возвращение Ивана Кольца
Прошло несколько дней. Ксения Яковлевна окончательно поправилась. Обморок, казалось, не оставил никаких последствий. Напротив, она выглядела свежее и бодрее, чем была ранее.
Антиповна ликовала и славила по всему двору Ермака Тимофеевича, как чудодея-знахаря. К нему начали обращаться многие со своими недугами, и он волей-неволей должен был пользовать болящих имеющимися у него травами. Чудодейственность ли этих трав или же сильная вера в знахаря, но больные, обращавшиеся за помощью к Ермаку Тимофеевичу, чувствовали себя лучше после данного им снадобья.
Слава его как знахаря укреплялась, к вящему удовольствию Антиповны, радовавшейся за своего любимца. Она и не подозревала, несмотря на свою хваленую прозорливость, об отношениях Ермака Тимофеевича и Ксении Яковлевны. Не догадывались об этом и другие. В тайну были посвящены только Семен Иоаникиевич, Максим Яковлевич и Домаша, да Яков, но тот был в отъезде. Ничего не знал даже Никита Григорьевич.
К этому времени относится радостная весть, с быстротою молнии облетевшая строгановские владения о возвращении отряда казаков под предводительством Ивана Кольца с громадной добычей и взятым в плен мурзой Бегбелием.
Слух действительно оправдался. Иван Кольцо со своими людьми вернулся в поселок и привел за собой пленного мурзу. Остяки и вогуличи были прогнаны за Каменный пояс. Об этом доложил Ермак Тимофеевич Семену Иоаникиевичу.
– Что нам с мурзой-то делать? И зачем только они его в полон взяли? Прикончить разве… – спросил он Строганова.
– Зачем убивать беззащитного!
– А куда же его девать?
– Теперь он где? – спросил Семен Иоаникиевич.
– В сборной избе, под караулом, – отвечал Ермак. – На волю выпустить – убежит, бесов сын. На запоре надо держать…
– Найдем для него и запертое место. Есть у нас каземат в нижнем этаже…
– Есть?
– Да… Никто там еще не сиживал, не приходилось живьем брать их начальников. Пусть обновит…
– Это дело, – согласился Ермак Тимофеевич.
– Теперь отдохнуть дать малость людям да с Богом за Каменный пояс, – неуверенно сказал старик Строганов.
– Скор ты больно, Семен Аникич. Ребята-то не успели и воздохнуть хорошенько, оглядеться! – раздражительно сказал Ермак.
– Я и не говорю, что это так наспех было… Повременить можно.
– Известно повременить не можно, а должно… Ты бы, Семен Аникич, хоть угощенье бы какое ни на есть людям сделал да Ивана Ивановича бы наградил, чем посылать их сейчас из огня да в полымя. Не узнаю я тебя, с чего бы ты так сменился…
– Тут сменишься… Голова кругом идет.
– С чего бы это?
– Да с тобой и с Аксюшей, – нехотя отвечал Семен Иоаникиевич. – Это ты, добрый молодец, правильно, – виноват, запамятовал… Строгановы никогда не были неблагодарными, – переменил он разговор…
– Я не к тому и говорю…
– Все это будет сделано. Если я торопил поход, так для тебя только. Ты в поход, а я сейчас с нарочным царю челобитную… Скорей пошлем, скорей и ответ получим.
– Так-то так, только ты опять, Семен Аникич, запамятовал…
– Что еще запамятовал?
– О родной твоей племяннице…
– Невдомек мне слова твои.
– А домекнуться бы надобно… В жмурки-то нам с тобой, Семен Аникич, чай, играть нечего…
Ермак остановился и вопросительно посмотрел на старика Строганова.
– Вестимо, нечего. О чем же речь-то?
– А о том, что ведомо ведь тебе, что такой же я знахарь, как и ты, а коли Ксении Яковлевне помог, так потому только, что люб я ей.
– Ведомо, – со вздохом ответил Семен Иоаникиевич.
– А коли ведомо, так немудрено домогнуться, что от разлуки-то со мной ей не поздоровится. Как ты думаешь?
– Ну что же делать-то?
– Да я и сам денно и нощно о том думаю, не могу додуматься. И намекнуть ей о том язык у меня не поворачивается. Не гляди, что на вид здорова она, заболеть ей недолго, да так, что не вызволить…
– Да что ты?
– Верное слово…
– Оказия, я и сам ничего не придумаю.
– Да ты-то, Семен Аникич, говорил ей, что согласен на брак наш? – спросил Ермак Тимофеевич.
– Окстись, Ермак Тимофеевич, чтобы я о таких делах начал разговор с девушкой.
– Так, так…
– А что?.. К чему ты речь-то клонишь?